тем, как на нее обрушился мрак. Снэфрид. Она узнала ее сразу – светлый глаз… черный глаз. Темная фигура в длинном плаще. И Эмма задохнулась в сжавшемся вокруг нее, скручивавшем, давящем, как камень, воздухе.
– Птичка, ради всего святого, ты слышишь меня?
Она узнала голос. А узнав, немного успокоилась. Ги. Он не причинит ей зла. Но зачем опять он?.. Открыла глаза. Две темные склонившиеся над ней тени, слабый отсвет огня на неровном своде грота. Эмма вновь застонала. Ее лицо, горло, грудь болели, как от тяжелого удара. Да, Снэфрид могла так бить – не касаясь.
– Где она?
Она еле могла это прошептать. Мужчины что-то говорили. Кажется, Ги сказал, что «та змея» хотела причинить Эмме зло.
– Глупости, Ги. Ты же сам сказал, что она убила охранника. Если это тот Оттар, которого я знал, то тебе следует до конца дней быть благодарным этой женщине, что спасла тебя.
До Эммы слабо доходил смысл сказанного. Но и этот голос она уже где-то слышала. Теперь она смотрела на говорившего. Его длинные вьющиеся волосы золотились в свете свечи.
– Роберт Нейстрийский?
Он склонился. Она узнала эти темные, как и у нее, глаза, прямой тонкий нос, короткую золотистую бородку.
– Да, племянница, это я. Рад, что ты меня не забыла.
– Где я?
Он чуть приподнял ее, и она безвольно качнулась, бессильно припав к его плечу. Он ласково обнял ее. Сиятельный герцог Роберт, слову которого когда-то она не смела перечить и даже не думала, что он может быть так нежен с ней. Он ведь отрекся от своей племянницы.
Роберт не отпустил ее, когда она слабо попыталась отстраниться.
– Где Ролло?
Поглаживающая ее голову рука замерла.
– Он далеко, Эмма. Мы же пришли за тобой.
– Не надо. – Она все же сумела выпрямиться.
В поставленной на камень плошке слабо горел огонь. Они были в низком гроте. Рядом находились ее дядя и Ги. У входа стоял охранник. Слышались приглушенные голоса снаружи. Речь франков, нейстрийский диалект.
– Где мы?
– Мы у реки. Лодка ждет. Сейчас мы уедем.
– Не надо… – Она все еще слабо соображала. Каждое слово давалось с трудом. – Оставьте меня. Вам нет до меня дела.
– Ошибаешься, принцесса. Ты дочь моего брата, моя кровная родня. И я всегда ждал часа, когда ты вернешься в лоно семьи.
– Моя семья – Ролло.
Она была в этом уверена. Сейчас она не думала о том, как жестоко он обошелся с ней в Гурне. Она была только напугана тем, что их хотят разлучить.
Ги схватил ее за руки.
– Опомнись, Птичка. Он надругался над тобой, сделал своей игрушкой, своей наложницей. Он, который причинил тебе столько горя…
– Я люблю его. Я тебе говорила. Как ты глуп, Ги, что не понял этого до сих пор.
Его лицо окаменело. Он отшатнулся.
Роберт спокойно глядел на обоих.
– Где твой сын, Эмма?
Она вспомнила, словно с трудом.
– Он у своих. Мне не дали его. Я ушла в лес одна. Почему я ушла?
– Так было надо. Мы позвали тебя.
До нее только стало доходить.
– Она, что, с вами?
– Она служит мне.
Теперь Эмма не на шутку испугалась. Ее дядя и Снэфрид. Что они задумали? О, Боже, она в их руках!
– Миссир Роберт, – она умоляюще сложила руки. – Дядюшка – если это обращение не претит вам из моих уст. Я молю вас, заклинаю ранами Спасителя – отпустите меня. Я ведь уже не ваша. Я – их. В Нормандии – я жена Ролло.
– Поэтому ты нам и нужна.
Он повернулся к Ги.
– Миссир аббат, оставьте нас одних.
Сказано властно. Ги вздохнул, но не посмел ослушаться. Теперь они были одни. Роберт в упор смотрел на измученное несчастное лицо молодой женщины. И не мог не отметить ее прелести. Она оставалась так же прекрасна, как и когда он нашел ее в Бретани, как и когда видел ее мельком во время охоты на тура в Вернонском лесу.
Это лицо трудно забыть. Он даже испытал гордость, что в его роду есть такой цветок. Но это цветок с острыми шипами. Никогда не знаешь, чего ожидать. Он уже убедился, на что способна эта крошка, когда она открыла клетку с пленным Ролло. Она непредсказуема и сильна, несмотря на свою слабость. Лучше уж сразу расставить все точки над «i» и убедить ее подчиниться. Роберт хотел привлечь ее на свою сторону уговорами. Не принудить силой, а именно убедить.
Правда, на аргументы у него было не так много времени. Они находились на вражеской территории, и чем скорее отсюда уедут, тем сохраннее будут. Приказать связать ее и уложить в лодку он всегда успеет. Но ему хотелось привлечь ее на свою сторону добровольно. Ведь она дочь его великого брата Эда, и он не хотел поступать с ней, как с рабыней, он уважал ее кровь, но не ее волю, а тем более чувства.
– Я всегда подозревал, что именно ты открыла клетку, в которой я вез в Париж Ролло, – сухо начал он. – Это было преступление против своих соотечественников, Эмма. Но позже я решил, что, возможно, это произошло к лучшему. Ибо не будь Ролло, мы бы были обречены сдерживать постоянные банды норманнских ярлов, а также терпеть все новые и новые нашествия северян из Скандинавии, какие и по сей день потрясают германских франков, англов и даже сарацин.
Здесь же, в северной Нейстрии, мы нашли защиту от «королей моря» в лице Ролло. Поэтому он нам нужен. И если бы не его бредовые идеи о захвате всей Франкии, я бы сам протянул ему руку и сказал: «Да будет с тобой благоволение небес, Роллон».
Эмма глядела в проем грота. Небо за ним серело. Скоро рассвет, ее начнут искать. Беренгар достаточно сообразителен, чтобы что-то заподозрить, и у него с собой много воинов, чтобы ее отбить. Поэтому надо потянуть время.
Она посмотрела на Роберта.
– Почему вы считаете, что Ролло более неугоден франкам, чем Карл Каролинг?
– Потому, что Карл – помазанник Божий, а Ролло несет с собой мрак язычества.
Эмма тут же стала говорить о веротерпимости в Нормандии, о том, какой хороший правитель ее муж…
Роберт раздраженно прервал ее:
– Я вижу, ты готова предать наследие своих предков ради плотской страсти к язычнику.
– Он мой муж! – выпалила Эмма. – И наш сын – маленький принц.
– У Ролло много детей от наложниц, – кивнул Роберт, не обращая внимание на ее слова. – И твой сын может стать одним из бастардов, если ваш брак не будет освещен таинством брака.
Она хотела сказать, что такого никогда не случится, но промолчала. Христианское венчание необходимо и ей. Чтобы воистину ощутить себя женой Ролло, чтобы не опасаться увлечений Ролло другими женщинами. Ибо христианский брак связывал двоих навечно и давал законную силу наследования их детям. У скандинавов же развод был делом обычным. И они с Ролло – она вспомнила Ролло в объятиях Лив,
