– Мертв, – ответила она.
Изабо посмотрела туда, куда она указывала. Король лежал под водой, и по его лицу перекатывались волны. Его волосы колыхались, точно водоросли.
После долгого молчания Изабо спросила:
– Что ты говорила ему?
– Он сказал: «Мне надо было вырвать тебе язык, как я вырвал язык твоей матери». Я ответила: «Да, надо было». Он сказал: «Сейчас я исправлю это упущение». А я ответила: «Это та песня, которую не спела моя мать». И спела песню смерти.
Изабо могла лишь ошеломленно смотреть на нее. Песня смерти была самой ужасной и могущественной из всех колдовских песен, и самой опасной. Даже Йедды очень редко решались петь ее, предпочитая более безопасную песню сна. Чтобы спеть такую песню и не дать ей поразить самого певца или убить не того человека, требовалась огромная сила воли и желания.
– Да, – сказала Майя. – Никогда еще я не пела так хорошо. Жаль, что никто кроме моего отца не мог меня услышать.
Джей из последних сил затащил тело Энит чуть повыше. Вода доходила ей почти до груди. Он изо всех сил старался поддерживать ее голову, но волны налетали на них с такой яростью, что оба раз за разом оказывались под водой. Он не знал, сколько еще он сможет удерживать ее на плаву.
– Джей, – прошептала она.
– Да?
– Ты должен… остановить эту ужасную бойню. Эта война… – Она закашлялась и глотнула воды, когда в лицо ей ударила очередная волна. – Слишком много смертей…
На них обрушилась еще одна волна. Энит чуть было не вырвало из рук Джея. Он вцепился в нее, отчаянно работая ногами и как-то умудрившись поднять голову из воды. В него врезалось бревно. Он ухватился за него, вытащив Энит из воды.
Она хрипло закашлялась, выплевывая воду.
– Джей, отпусти меня.
– Нет!
– Ты не сможешь… спасти нас обоих. Вода… слишком бурная. Джей, сыграй песню… любви. Сыграй так, как я учила тебя. Останови… это убийство.
На них обрушилась еще одна волна. Его утянуло под воду, несколько раз перевернув. Он крепко вцепился в Энит, ощутив, как под его пальцами одна из ее хрупких старых костей треснула. Они оба каким- то образом вынырнули на поверхность, хотя легкие у Джея горели огнем, а руки и ноги так дрожали, что ему показалось, силы должны были вот-вот покинуть его. Энит тряпичной куклой повисла у него на руках. Он отчаянно поднял ее голову.
– Энит, Энит!
Ее глаза раскрылись. Он видел, как они сияют в серебристом свете, отражающемся от воды.
– Твоя виола…
Хотя Джей отчаянно пытался, он так и не смог поднять ее. Ее вес, сколь бы небольшим он ни был, оказался слишком неподъемным для него. Он не мог найти пульс и не чувствовал ее дыхания. Волны относили их все дальше и дальше от гребня. В конце концов, задыхаясь от горя, он выпустил ее, позволив ей уйти под воду. Потом начал пробираться обратно к берегу.
– Делайте так же, как я, – велела Джоанна. – Положите руки ему на грудь и ритмично надавливайте. Нужно выдавить воду у него из легких.
Дайд оцепенело повиновался, надавив на грудь Лахлана так, как показала Джоанна, а она тем временем перешла к Диллону, приложив ухо к его груди и пощупав пульс на его обмякшей руке.
– Он еще жив, только очень замерз.
Начался ледяной дождь, проникающий через их мокрую насквозь одежду.
– Нам всем нужно согреться, – сказала она дрожащим голосом. Дайд развернулся и взглянул на сломанные ветви деревьев и вырванные с корнем стволы, разбросанные вокруг них. Внезапно они сползлись в огромную кучу, которая сама по себе вспыхнула ярким пламенем. Фэйрг испуганно вскрикнул и отпрянул.
Дайд давил на грудь Лахлана до тех пор, пока у него не заболели руки и не закружилась голова. Костер горел сильно и ровно, бросая вызов ветру и мокрому снегу. Фотом из темноты выбежала Финн, тащившая за собой Томаса. Он был страшно бледным и тонким, а голубые глаза на прозрачном лице казались нечеловечески большими и яркими.
Томас встал на колени рядом с Лахланом, положив руки на огромную рваную рану на груди Ри. Все смотрели на него, напряженные и полные надежды. Томас поднял жалобные глаза.
– Его сердце перестало биться.
– Ох, нет, – выдохнула Финн. Дайд ничего не сказал.
Томас передвинул руки на голову Лахлана. Он коснулся его висков, глубоких морщин, залегших у него между бровями.
– Может быть, – прошептал он, закрывая глаза.
Очень долгое время не слышалось ни звука, кроме звона оружия с поля битвы, бушевавшей за их спинами.
