железнодорожная линия, проходящая через вашу территорию, является собственностью штата Мэн, крепости Форт-Линкольн и Суздальской железнодорожной компании.
— Я помню об этом, — сухо отозвался консул.
— Сэр, сугубо между нами, — заговорщическим шепотом обратился к нему Винсент. — Если бы вы организовали собственную компанию и проложили железнодорожную колею к лесам сами, то это очень быстро и слихвой окупилось бы. Строителям было бы выгоднее покупать лес у вас, нежели возить его издалека. Я предложил бы вам подрядить кого-нибудь из суздальских железнодорожных воротил, чтобы они научили вас всем этим премудростям, и с парой тысяч рабочих рук вы еще до наступления зимы успели бы произвести топографическую съемку местности, сделать насыпь и проложить рельсы. А когда вы научитесь строить железные дороги, то запросто проведете их и к другим городам. Мы же планируем протянуть линию еще на тысячу двести миль к востоку, до самого Китая. На это уйдет года два, не меньше, поскольку придется работать в гористой местности. Но строить другие линии на вашей территории мы не имеем права. А ваша собственная компания могла бы объединить в одно целое всю страну. Включите вашу железную дорогу в одну систему с нашей, и ваш торговый оборот подскочит до небывалого уровня. У вас есть что предложить: медь и олово для производства бронзы, цинк, прекрасные вина, замечательные изделия из стекла. А нефть, которая, как вы говорили, фонтанирует возле вашей Брендузии, — это настоящий клад. Мы уже опробовали ее для изготовления паровозной смазки, а кое-кто из ребят даже начал перегонять из нее керосин. Она быстро завоюет рынок, не сомневайтесь. Кроме того, ваши льняные ткани гораздо лучше, чем у русских. Я могу свести вас с парочкой парней из Тридцать пятого, которым доводилось работать на ткацкой фабрике, они сконструировали бы для вас машины, и с их помощью вы быстро наладили бы производство на экспорт. Винсент не упомянул хлопковые плантации, принадлежащие Марку и другим римским патрициям. Это был больной вопрос, так как работа на плантациях слишком напоминала ту систему, с которой они боролись у себя дома, в Америке. Калин и члены его промышленного комитета решили пока не делиться с римлянами информацией о хлопкоочистительных машинах, поскольку благодаря им прибыль от производства хлопка подскочила бы до небес и какие-либо социальные изменения стали бы еще более проблематичными.
— Ваши планы в отношении нас весьма обширны, — заметил Марк.
Винсент, решив не обращать внимания на иронию, прозвучавшую в словах консула, продолжил:
— Сэр, эта железная дорога поможет нам вместе создать новый мир, мир коммерции. Мне хотелось бы, чтобы у вас были кое-какие преимущества уже на старте, ибо в противном случае все может захватить в свои руки кто-нибудь из новых русских капиталистов, которых развелось сейчас предостаточно.
— Капиталистов?
Готорну доводилось слышать, как Эндрю ссылается на сочинения Адама Смита, и он жалел, что ни одно из них не попало в этот мир вместе с ними, он с удовольствием перевел бы его для Марка. Правда, дел у него и без того хватало: он был и военачальником, и политическим лидером, и послом, а теперь вот еще и преподавателем экономики.
— Я постараюсь объяснить вам это подробнее в другой раз, сэр, — сказал Винсент, чувствуя, что слишком торопит события. — Только, пожалуйста, не забывайте, что я вам всего этого не говорил.
Он чувствовал, что и так сказал слишком много. Если бы Фергюсон, Майна или кто-нибудь из других промышленников-янки услышал, как один из их соратников помогает иностранцам подорвать их монополию на строительство железной дороги, ему было бы несдобровать. Однако Готорн считал, что сделать подобное предложение римскому консулу и сенату — прямая обязанность посланника, по крайней мере добросовестного посланника-квакера, стремящегося к тому, чтобы первые дипломатические отношения Руси с другим государством были максимально дружескими и бескорыстными. Идея строительства трансконтинентальной железной дороги захватила не только друзей Винсента по полку, но и многих русских и уже начала кардинальным образом изменять самые разные стороны жизни на Руси. Согласно плану железнодорожная линия должна была пройти как можно дальше на восток и объединить в торговый и военный союз все народы, находившиеся прежде в зависимости от тугар. А когда были построены укрепления на юго-западных границах и освободилось много рабочих рук, стали поговаривать о том, что надо бы протянуть линию и на запад, хотя разведка и докладывала, что более чем на тысячу миль в этом направлении территория после нашествия тугар и свирепствовавшей здесь оспы фактически превратилась в мертвую зону. Было ясно, что без железной дороги и телеграфной связи Русь и другие народы, проживавшие в бескрайних северных степях, будут обречены на изоляцию и уязвимы для нападок врага.
Марк и его подданные еще не вполне осознали, какие коренные преобразования несет им это техническое новшество. Винсент же понимал, что чем быстрее римляне начнут строить собственные линии и наладят торговлю между разными частями своего государства, тем крепче оно станет и тем надежнее будет как союзник. Все это, конечно, еще надо было обсудить с Кином, но Винсент надеялся, что полковник согласится с ним.
— То есть вы не намекали мне, что я должен строить собственные железные дороги и становиться капиталистом, как вы это называете, — уточнил Марк, понимающе улыбнувшись.
Винсент ничего не ответил ему и принялся с озабоченным видом наблюдать за тем, что делается в литейном цеху. Рабочие трудились, подчеркнуто не обращая никакого внимания на своего консула и русского посла, ибо приостановка работы в их присутствии могла дорого для них обойтись. То, как был организован их труд, возмущало Винсента до глубины души. Почти никакой механизации: все, вплоть до раздувания кузнечных мехов, выполнялось рабами вручную. Контракт на производство костыльных гвоздей и прочего оборудования для железной дороги был заключен непосредственно с Марком, которому, естественно, и принадлежал литейный цех в его столице. Винсенту претило, что железная дорога строится с применением рабского труда, но он был вынужден согласиться с Кином, что на первом этапе самое важное — привлечь римлян к этой работе.
Марк видел, с каким недовольством юный посол, еще не научившийся притворяться, смотрит на рабов, надрывавшихся над кузнечными мехами. С точки зрения консула, все происходило слишком быстро. Когда первые странники появились в Риме на два года раньше, чем ожидалось, Марк приготовился к самому худшему — скорому приходу тугар. Еще со времени их последней остановки в Риме он жил в постоянном страхе, ожидая их возвращения.
Между тем странники принесли весть, которой было трудно поверить. Сначала Марк с презрением отверг помощь по предотвращению оспы, предложенную прибывшими с Руси врачевателями, но, когда стало ясно, что эпидемия вот-вот разразится вовсю, он разрешил им испытать свои методы, и в течение нескольких недель опасность была ликвидирована. Однако Марк старался отогнать воспоминания об этом: если бы помощь была оказана своевременно, не погибли бы его единственный сын и жена, с которой он прожил тридцать лет.
Так все это началось. Вслед за врачевателями прибыл отряд в двести русских воинов вместе с несколькими странными людьми в синей форме, которых называли «янки». Благодаря их поддержке римские патриции, плебс и рабы, поднявшись в едином порыве и сражаясь с фанатическим упорством ради того, чтобы скинуть многовековое иго, сумели отразить нападение тугар. По прошествии некоторого времени, справившись с болью от понесенной потери, Марк осознал, что теперь он впервые может осуществить свою мечту — навсегда освободиться от страха перед Тугарами и стать, подобно императорам легендарного Древнего Рима, полновластным правителем государства.
— Мне сообщают о том, что говорят в городе люди, прибывшие вместе с вами, — сказал консул, когда они вышли на улицу и грохот литейного цеха остался позади.
Винсент выругался про себя. Он предвидел эти жалобы. С того момента, как 5-й Суздальский полк вместе со 2-й и 3-й Новродскими батареями легкой артиллерии прибыли в Рим, в городе царило всеобщее возбуждение. Винсент понимал, какова будет реакция людей, совсем недавно освободившихся из-под власти бояр, на то, что они увидят здесь, и ему уже пришлось столкнуться с трудностями, о которых его предупреждал Эндрю. «Как было бы хорошо, — думал Винсент, — если бы все эти проблемы улаживал сам Эндрю, а я вернулся бы прямо из их Испании домой, в родной Суздаль». Он уже несколько недель не видел Таню и детей и тяжело переносил вынужденную разлуку, которая должна была продлиться еще несколько месяцев, пока двойняшки не станут достаточно большими для того, чтобы путешествовать.
— И говорят они, полагаю, о политике, — спокойно произнес Винсент, глядя консулу в глаза.
