– Я не совсем понимаю вас, преподобная мать. Но хочу заметить, что я прибыл издалека отнюдь не из праздного любопытства. И я желаю знать, как все это время жила леди Анна, изменился ли ее нрав, и если изменился, то как отнеслась она к тому, что была расторгнута ее помолвка с нашим царственным братом?
Аббатиса глядела прямо в лицо Глостеру.
– Я уже сообщила вам, ваша светлость, что ответ за леди Анну я буду держать только перед ее отцом.
Ричард тонко улыбнулся.
– Сущий вздор, матушка. И то, что вы не хотите отвечать, так же глупо, как и небезопасно для вас. В вашем упрямстве я усматриваю неповиновение королю. Негоже, чтобы одним из лучших монастырей королевства управляла женщина, неприязненно относящаяся к дому Белой Розы. Я прибыл сюда по воле Эдуарда, и, окажись Анна Невиль хоть в самой неприступной крепости королевства, я бы добился встречи с ней. Это касается и вашей обители.
Аббатиса побледнела, но твердо ответила:
– С чего бы это Йоркам угрожать церкви? Хотя, видит Бог, английские государи всегда спорили с ней и всегда оставались внакладе. Достаточно вспомнить Генриха Плантагенета. [27] Эта девушка отдана на попечение церкви, и, что бы мне ни грозило, я не позволю причинить ей вред.
Глостер развел руками.
– Призываю Господа Бога в свидетели, что никто не имеет против Анны malice propense.[28] Однако, насколько мне известно, ваш устав не воспрещает воспитанницам монастыря свиданий с близкими. Мне необходимо увидеться с дочерью графа Уорвика.
Аббатиса задумалась. Глостер не остановится ни перед чем, чтобы привести свою угрозу в исполнение. В то же время она не могла запретить свидание воспитанницы обители с близкими.
– Ваше родство не столь очевидно, чтобы я могла разрешить…
Она колебалась. Глостер понял это. По опыту он знал, что стоит одной из сторон дрогнуть, другая должна удвоить усилия. К тому же ему опротивело играть роль смиренного сына церкви, и теперь он повел себя как один из сильных мира сего – решительно и твердо.
Приблизившись к настоятельнице, он властным жестом протянул ей футляр с украшениями для дочери Уорвика.
– Передайте это леди Анне и подготовьте ее к свиданию со мной. Через час я снова буду здесь.
Не сказав более ни слова, он вместе с Ингильрамом покинул покой, оставив растерянную настоятельницу наедине с драгоценностями.
Ричард рассчитал верно. Девушка, выросшая вдали от двора, среди глухих стен отдаленного монастыря, поневоле будет очарована, и столь ослепительный подарок расположит ее к гостю. Герцог, конечно, не льстил себя надеждой, что Анна не помнит горбатого брата своего бывшего жениха, – в свое время она дразнила его за увечья, – но монастырь должен был смягчить ее нрав. К тому же – Ричард был в этом уверен – он владел искусством льстивыми речами привлекать к себе женщин.
Однако через час, когда он, уже без аббата, предстал перед настоятельницей, его ждало разочарование. Вернув ему футляр с драгоценностями, аббатиса Бриджит сухо заявила, что Анна Невиль возвращает рубины и категорически отказывается встретиться с Ричардом Глостером.
Герцог опустил голову, желая скрыть досаду и злость. Девчонка, оказывается, до сих пор не угомонилась из-за истории с несостоявшимся замужеством.
– Матушка Бриджит, – вкрадчиво начал он. – Я приехал сюда, как мне уже случилось говорить, по приказу короля. Поэтому я должен увидеться с девицей во что бы то ни стало. Я велел, чтобы вы подготовили ее к свиданию со мной, так что не откажите в любезности проводить меня к ней sine more.[29]
Аббатиса попыталась возразить, но холодный, как сарацинский клинок, взгляд Глостера пригвоздил ее к месту. Она нервно теребила четки. Видимо, чувство долга и страх перед этим колченогим горбуном боролись в ней. Наконец она утомленно проговорила:
– Видит Бог, я стремилась до конца исполнить свой долг.
– Это так, ибо ваш первейший долг – повиноваться законному государю.
– Я уступаю, милорд, потому что не имею возможности вам противостоять. Следуйте за мной.
Она повела Ричарда по шедшей вокруг всей обители галерее. Отсюда сквозь проемы окон Ричард видел хозяйственные дворы и огороды, на которых трудились монахини. Средь их черных одеяний там и сям виднелись серые облачения воспитанниц и послушниц.
Неожиданно совсем рядом раздались звонкие голоса и смех. Между колонн мелькнули какие-то силуэты, а под ноги аббатисе бросился пушистый рыжий котенок. Трое послушниц устремились за ним. С разбегу они едва не сшибли с ног настоятельницу. Смущенные и растрепанные, девушки замерли. Затем две из них попятились, а третья, склонившись, подхватила на руки котенка. Когда она подняла глаза, Ричард понял, что перед ним дочь Уорвика. Сходство с Делателем Королей было разительным. Ричард втянул ноздрями воздух – бутон распустился, и дурнушка превратилась в божество.
Аббатиса, сделав знак другим воспитанницам удалиться, подошла к Анне.
– Прости меня, дитя, – мягко сказала она, – но этот господин настаивает на встрече с тобой.
Она испытывала неловкость, и голос выдавал ее. Анна в упор взглянула на Глостера.
– С каких это пор кто ни попадя может врываться в женский монастырь и требовать выполнения своих условий? – голос ее звенел. – Я вижу, мир перевернулся, если творится подобное.
Глостер от неожиданности лишился дара речи. Видно, характер строптивой Анны не изменился. Но это не имеет значения. Он опытный укротитель. Герцог внезапно заметил, что не слишком рассержен, потому что будущая герцогиня Глостерская пришлась ему по вкусу.
Аббатиса положила руку на локоть девушки.
– Я вынуждена повиноваться, Анна. Его светлость прибыл по повелению короля Эдуарда – да продлит Господь его дни.
Она говорила не так твердо, как всегда. Голос ее был полон печали и слегка дрожал. Ей было стыдно за свою слабость.
Анна взглянула на нее с сочувствием.
– Матушка, я ни в чем вас не упрекаю. Что бы вы ни решили, я подчиняюсь.
Аббатиса вздохнула.
– Следуйте за мной.
Анна, все еще не отпуская котенка и не глядя на Ричарда, двинулась за ней. Герцог замыкал шествие.
Подняв щеколду, аббатиса отворила низкую тяжелую дверь, и они очутились в небольшом помещении или, скорее, в часовне, так как ее стены украшало распятие, перед которым горели четыре лампады. Скудный дневной свет почти не проникал через забранное решеткой узкое окно.
Взяв небольшие песочные часы, аббатиса перевернула их.
– Полчаса более чем достаточно для беседы со скромной воспитанницей монастыря.
Она вышла. Ричард и Анна стояли в полумраке, и герцог бесцеремонно разглядывал девушку.
Она не была красива той правильной красотой, какой славилась ее сестра, и не обладала столь яркой внешностью, как Элизабет Грэй. Однако лицо ее светилось тем внутренним светом, который изобличает живую, сильную душу. К тому же она была и прехорошенькая. Ричард Глостер отметил, что Анна принадлежит к тем представительницам слабого пола, которых время щадит, и они расцветают с каждым годом. И ни подростковая угловатость, ни резкость движений не могли ввести в заблуждение на сей счет.
Пятнадцать лет… Анна Невиль была высокой, пожалуй, излишне высокой для своего возраста. Под платьем тонкой шерсти проступала худенькая фигура – свидетельство юности и подвижности, а отнюдь не слабого здоровья. У девушки были длинные ноги, узкие бедра, округлая маленькая грудь. Худышка – если бы глаз не очаровывала плавная соразмерность всех линий. У Анны было круглое, как у подростка, лицо, капризный, чуть вздернутый носик, рот, пожалуй, немного великоват, но пухлый и свежий, как у ребенка, длинная, чуть склоненная вперед шея. Очарованию девушки не вредили даже легкие веснушки. А глаза…
