словно под порывами ветра. А ветер и впрямь к вечеру поднялся, холодно стало, сырая стылость пробирала до костей.
Маланич поднял глаза к низко нависающему вечернему небу, увидел, как несутся по нему темные тучи, как вышла из-за них почти полная луна, осветив все мертвенно ясным сиянием.
– Ну что, хорошо ощущать в себе столько силы? – спросил у собратьев волхвов. – Сможем ли мы теперь разделаться с проклятой чародейкой?
Волхв Пущ не ответил, промолчал и Шелот, но самый неразговорчивый и покорный волхв неожиданно подал голос:
– Ты мудр, волхв Маланич, однако и ты можешь ошибаться. Сгубить ведьму – благое дело, но ты забыл наш закон: волхвы не могут содеять зло против того, кого уже приняли в свой круг. А Малфрида эта не просто ведьма – она волховка, ее сам Никлот посвятил в знающие.
– Никлот мог и оплошать, – огрызнулся Маланич. – Но ты, молчаливый знаток Збуд, лучше всех нас знаешь законы, потому должен понять, что не мы будем уничтожать ведьму, а люди. Это их удел разделаться с Малфридой. Однако нам надо сделать так, чтобы они того захотели.
Он криво усмехнулся, потом вскинул руки, взмахнул посохом, испуская искры, полетевшие от волос, и наслаждаясь приливом силы. А затем неторопливо стал рассказывать о своих задумках, о том, что надлежит сделать, чтобы люди возненавидели пришлую знахарку. Много чар предстоит сотворить волхвам- кудесникам, много особых знаков начертать в округе – таких, которые будут направлены против кого-то определенного. Против той же Малфриды, чтобы ее чародейство, если и не исчезло полностью, то стало бы совсем слабым. Вот тогда-то смертные и совладают с колдуньей.
В селении Сладкий Источник за ночь сдохли сразу две коровы. Их хозяйки голосили над мертвыми кормилицами, но их никто не утешал. Ведь, кроме падежа скотины, случилось и кое-что пострашнее. Опять ходил между избами мертвый христианин, опять звал Граню. Мокею пришлось связать мать, чтобы она не вышла на зов упыря. Но еще до того как успокоился мертвец, в селение явились те, кого здесь давно не видывали: со скрипом и скрежетом прошли между избами жуткие древесные чудища пушевики, с воем и стоном ворвался сам леший, никогда до этого не показывавшийся людям, бился о косяки дверей, со злостью валил шесты с рогатыми навершиями, выгрызал заговоренные знаки на столбах. А еще за ставнями и под порогами заходились плачем дегские голоса, умоляя пустить погреться, тонко пищали в холодном воздухе темные, всегда невидимые навьи, а те из людей, кто осмелились заглянуть в щелку, увидели их черные силуэты с перепончатыми крыльями.
– Что же это такое, если и незримые души стали являться перед смертными? – шептались перепуганные родовичи.
Теперь и при свете дня они опасались выходить на улицу. А выходить надо было. Скотина ревела в хлеву, словно кто ее мучил, и, когда пара хозяек не побоялась зайти в хлев, одну из них неожиданно схватил притаившийся за углом пушевик, проткнул суковатой корявой лапой. И это в светлое время, когда никакая нежить не должна делать зла людям!
Похоронить да сжечь на огне погибшую родовичку никто не осмелился и, едва начало смеркаться, мертвая баба сама пришла к своей избе, стала кликать детей. И те не устояли, кинулись с плачем к порогу. Кого-то из них успели удержать, но один, младшенький, все же увернулся и выскочил за дверь. И крик его потонул в громком хохоте мертвой матери, который, казалось, летел отовсюду.
Старики твердили, что вернулись прежние времена, что темная сила вновь вышла из чащ, и потому надо… Что надо было? Прежде звали волхвов. Но ведь волхвы сейчас были тут!
Родовичи потребовали, чтобы Стогнан повлиял на кудесников, заставил побороть зло. Но у Стогнана были свои догадки. Странное заподозрил староста: не было бед в селище, пока не пожаловали сюда эти волхвы. Не их ли работа?
Но разве скажешь о таком? Разве посмеешь? Однако делать что-то надо было, и Стогнан, позвав волхвов-ведунов, стал спрашивать: они целыми днями творят свои заклинания, а нежить пуще прежнего лютует. Чем это объяснят мудрые волхвы?
– Нам кто-то крепко мешает, – был ответ. – И мы догадываемся, кто это. Ваша добрая целительница Малфрида чует, что мы близко, и обороняется. Думаем, ее чарами и наслано на селище подобное бедствие. Не верите?
Молчание. Потом кто-то все же осмелился сказать, что раньше она такого не вытворяла.
– Что ж, тогда вы сами должны разделаться с нежитью, а мы беремся помогать вам.
Но люди только еще больше робели, твердили, что испокон веков именно ведуны успокаивали нежить. Вот и жались родовичи по углам, косясь на волхвов недовольно. А что поделаешь? Все видели, что те плетут чародейство, сидят, собравшись в круг, бормочут что-то напряженно, даже пот течет. Но почему-то не ладится у них. А тут нежданно-негаданно пришли в Сладкий Источник охотники из соседнего рода. Сперва только подивились, отчего это тут все по избам отсиживаются, но лезть в чужие дела не стали, сами же поведали про падеж скота в своем селище да начали намекать, чтобы помогли им соседи, одолжили бы или выделили за плату скотину для людей. Сладкий Источник – богатое селище, тут почти у каждого скотина имеется, да и общественная есть. Отчего же не сочувствуют соседям? Пока им объясняли, что к чему, один из гостей, которого не успели предупредить, вышел по малой нужде за порог. И только завопил страшно, когда на него вдруг накинулись черные навьи, стали рвать когтями, грызть острыми зубами. Утром на его тело и поглядеть было страшно. Но ночью он встал и принялся звать своих. Против его зова устоять было невозможно, а так как пришлых не больно-то и удерживали, то двое пошли на зов. И все…
Тогда Стогнан, не надеясь больше на ворожбу волхвов, велел людям заострять осиновые колья.
– Биться будем. Огнем отгонять, осиной колоть. А если волхвы не помогут…
– Мы поможем, – сказал за остальных Маланич. – Мы с вами будем обороняться от нежити. Не так и проворны эти неживые, можно их одолеть. Но учтите: если затянете время, если не совладеем с ними быстро, то с каждым днем нелюдей и духов злобных будет становиться все больше и больше. Так что и впрямь пришла пора показать вам себя. Ну, а мы рядом будем, станем заклинаниями ослаблять силу мертвых, а вам светить особым светом. А потом… Сами все поймете потом.
На том и договорились. И когда взошла луна на морозном небе, когда полился ее необычайно ясный свет (или это и вправду кудесники освещали все?), Стогнан первым шагнул за порог, замахнулся горящим факелом в жутко хихикавшего мертвого мальца, пытавшегося наскочить на него, вонзить острые белые клычки. Однако Стогнан еще не потерял былой сноровки, и маленький упырь только заскулил, когда его опалило пламенем, а тут и один из сыновей старосты подоспел, так проткнул острым колом, что мертвый малец был пригвожден к земле, как мякоть хлебная ножом.
Первая победа придала сил. А вскоре и Мокей отличился. Собственного батюшку пронзил осиновым острием, едва тот подошел к порогу. И давил на него, пока разложившийся мертвец мотался, пригвожденный, обдавая сына смрадом могилы, стекая гнилым мясом на хрустящий снег.
Еще заметили, что, пока люди наступают на упырей, прочую нежить словно ветром относит: пушевики, те вообще в прах рассыпаются, навьи темным пеплом падают на землю. Это уже волхвы оборонялись чародейством. Но и они не смогли помочь, когда мертвая родовичка прыгнула на спину собственного мужика, вцепилась в него, утробно урча. Так и пришлось проколоть их вместе: упыриху и ее живого мужа.
Еще и светать не начало, когда люди стали замечать, что никто на них уже не нападает.
– Хорошо управились, – спокойным ровным голосом произнес Маланич. Потрогал ногой пронзенного упыря из погубленных пришлых. – Так, а теперь не медля следует предать их тела огню, чтобы ясный день не поганить тем, что ночь темная явила.
Родовичи тут же с готовностью побросали тела упырей в кучу, потом завалили хворостом и подожгли. Дым стал подниматься смрадный и густой. Люди смотрели на него, и никто не заметил, как Маланич отступил туда, где в стороне стоял Пущ.
– Достаточно ли в тебе силы? – спросил. И когда тот согласно кивнул, приказал: – Насылай морок!
Пущ медленно поднял руки, стал нашептывать слова колдовского наваждения. И люди закричали, увидев, как в клубах дыма стало проступать призрачное лицо женщины. Как искажалось и смеялось возникшее видение, как мерцали провалы глаз. И лицо это… Видимо, вышло у Пуща припомнить лицо колдуньи Малфриды, так как по рядам собравшихся прошел невольный ропот.
– Малфрида это! – первой воскликнула Простя и тонко заскулила, хватаясь за обереги.
