Он отступал, увлекая за собой Эмму, прижав острие кинжала к ее горлу.
Эврар хотел было подкрасться сзади, но Гизельберт резко обернулся, и Меченый замер на месте. Гизельберт запрокинул Эмме голову, нервно дрожал, но кинжал у горла пленницы держал твердой рукой, а его горящие неистовым огнем глаза словно подтверждали, что он ни на миг не задумается выполнить свою угрозу.
На какое-то время в зале наступила тишина. Ролло молчал, сжимал в руке меч, который – увы! – не мог сейчас пустить в ход.
Неожиданно раздался голос Аганона:
– Смелее, Роллон! Гизельберт не причинит вашей возлюбленной вреда. Всем известно, что он неравнодушен к чарам вдовствующей герцогини.
Его прервал громкий издевательский смех самого Гизельберта.
– Да, она сладкий плод – клянусь башкой Христовой! Но она сама могла бы вам поведать, что значит для меня нежнейшая из привязанностей, когда дела касаются моих интересов. И поведала бы, если бы не боялась порезать свою нежную шейку.
И он рванул ее так, что она невольно вскрикнула.
Ролло закрыл глаза. От напряжения и страха за слабую беспомощную женщину у него заболело сердце. И было страшно, так страшно, как никогда в жизни.
– Что ты хочешь, Гизельберт?
Король Карл так и подскочил.
– Что означает «что ты хочешь»? Разве ему сейчас приказывать нам? Клянусь памятью предков – разве ситуация уже не в наших руках? И я повелеваю…
– Заткнись! – прикрикнул на короля Ролло.
Тот опешил, покраснел, даже словно взъерошился. Но взгляд Ролло, то, как он угрожающе сжимал меч, принудили его к повиновению. Надолго ли? Ролло понимал, что, кроме Эврара, если Карл велит, никто не осмелится ослушаться августейшего приказа. Люди, с которыми он проник во дворец, присягали именно королю. Но пока они в опасности, пока еще не вышли из его повиновения, он должен оставаться их главой. Должен выжать из ситуации все, что возможно.
Тишина в зале являла разительный контраст с тем переполохом, что происходил снаружи. В двери больше не ломились, но слышались крики, команды, гул набата. Ролло мысленно поблагодарил старого мелита за его идею с поджогом. Пожар – страшный бич, и он отвлекал сейчас внимание дворцовой челяди и охраны от ситуации, в какой оказался их герцог. И Ролло должен был воспользоваться этим моментом. Пока не вышибли двери, пока в самом зале не началась паника, пока рыцари короля еще подвластны ему.
– Гизельберт! Я не сомневаюсь, что ты сможешь убить эту женщину. Однако подумай хоть на миг, что тогда произойдет с тобой. Что я сделаю с тобой?! – При последних словах его голос едва не сорвался на рык. Глаза сверкнули холодом стали. – Но я обещаю, я даю тебе слово Роллона Нормандского, что не причиню тебе вреда, что ни ты и никто из здесь присутствующих особ не пострадает, если ты примешь мои условия. Ты отпустишь эту женщину, не причинив ей вреда. А взамен я оставлю тебя в покое. Подумай, герцог Лотарингский, стоят ли твоя месть мне и жизнь Эммы Робертин того, чего ты уже достиг, добившись герцогства твоего отца.
Он умолк, тяжело дыша. Взгляд его скрестился со взглядом Гизельберта, как два клинка. Карл только открыл рот, как Ролло резким взмахом руки, не глядя, вновь заставил его замолчать. Смотрел лишь на Гизельберта, пока тот не отвел взгляда. Вновь занес руку с кинжалом.
– А если я не пожелаю уступать? Если жизнью этой женщины заставлю тебя смириться и сдать оружие?
– Я этого не сделаю.
– Даже если увидишь, как она захлебывается собственной кровью?
– Тем более, Гизельберт.
Даже прикрыл глаза, чтобы не видеть его, чтобы ненависть к нему не заставила потерять голову и не кинуться к нему, чтобы не изрезать на куски, не намотать на меч его внутренности и не заставить его грызть собственные потроха. Тряхнул головой, вновь пригвождая Гизельберта взглядом.
– Подумай, щенок. Твоя Лотарингия вполне достойная цена, чтобы ты уступил.
Глаза Гизельберта забегали по лицам присутствующих. Растерянная знать, люди короля, все еще угрожающие оружием, готовый сорваться на истерику Карл. И этот гул извне, где все были заняты пожаром и никому не было дела до плененного герцога. Он мог еще удерживать Ролло на расстоянии. Но долго ли? Что он выиграет, убив Эмму? Ничего. А в противном случае у него останется власть. Останется Лотарингия. Но не обезоружит ли он себя, отпустив этот живой щит, эту женщину, которой он прикрывался, зная, как много она значит для Ролло?
– Ты обещаешь, варвар, что не причинишь мне вреда?
– Я уже сказал достаточно.
Рука Гизельберта дрогнула. Потом он медленно разжал хватку и отпустил Эмму.
Она тотчас вырвалась, кинулась к Ролло. Но он словно и не заметил ее. Резко бросился вперед и в следующий миг уже заламывал руку Гизельберта.
– Ты же обещал! – визжал герцог. – Ты дал слово!
– И, клянусь всеми богами, сдержу его, хотя сейчас мне более всего хочется разорвать тебя…
Но вопреки сказанному, в следующее мгновение ему пришлось даже защищать Гизельберта от налетевшего на него Простоватого. Тот трепал своего пленителя за волосы, пинал, царапал. Аганон и Эврар еле оттащили его.
– Убей его, Ролло! Я повелеваю тебе, казни его!
– Где же твое хваленое слово, нормандец?! – извивался Гизельберт. Охнул, когда тот тряхнул его, как тряпичную куклу.
– Я сдержу слово. И отпущу тебя, когда сочту нужным.
В зале поднялся шум, крики. Лотарингцы решили было, что теперь их всех перережут, попытались разбежаться, и едва не случилось кровопролитие. Но рыцари короля сумели ударами мечей плашмя и пинками согнать их в кучу. Ситуация была такова, что никто не знал, что случится в следующее мгновение.
– А ну тихо! – покрывая шум, раздался грозный рык Ролло. – Если не хотите, чтобы вас перерезали, как предназначенных на убой овец, если не хотите, чтобы убили вашего герцога, – ведите себя, как я скажу, и тогда сможете выбраться из залы, пока над вашими головами не воспламенилась кровля.
Он по-прежнему заламывал руки Гизельберту, так что тот вынужден был едва ли не стать на колени. Ролло отыскал взглядом Ратбода.
– Эй, канцлер!
Тучный епископ, сцепив ладони, шептал молитвы, возведя очи горе. Но удар тупым концом копья, каким наградил его Эврар, заставил того очнуться. Пинком под зад один из рыцарей подтолкнул его к Ролло.
– Слушай, поп, сейчас мы выпустим тебя во двор. Распорядишься, чтобы седлали нам лошадей.
Он быстро сосчитал глазами, сказал, сколько их.
– И не вздумай что-либо предпринимать. Помни, твой герцог у нас, и только от тебя зависит, получишь ли ты награду от него, если поспособствуешь его освобождению.
Гизельберт, тихо ругаясь, косился на Ролло. Что-либо предпринять опасался, боясь, что этот варвар вывернет ему руки из суставов. Сильный, дьявол. Гизельберт чувствовал себя в его руках, как мышь в зубах лисы.
– Делай, что он говорит, Ратбод.
Ролло согласно кивнул. Мельком поглядел на взволнованное личико Эммы, подмигнул, подбадривая. Но она едва сдерживалась, чтобы не завопить от страха. Когда к ней приблизилась Этгива, нервно сжала ее руки.
– Я боюсь.
– Будем уповать на провидение. И на вашего смелого Ролло.
У Этгивы блестели глаза. После ее тихого существования все происшедшее возбуждало ее, и она была почти что весела. Даже улыбалась Эмме.
– Вы хоть знаете, как вам повезло, что вас любит герцог Нормандский?
