не выйдет! Ха!.. Принцесса Эмма, говорите?! Так я открою всем, на ком вы женаты. На норманнской шлюхе! На подстилке варвара Роллона. На потаскухе, которую он бросил, когда ему предложили настоящую дочь короля. А вы… Что ж, донашивайте теперь его обноски!..
– Вы не смеете так говорить! – задыхаясь, прокричал Ренье.
– Не смею? Так, может, я лгу? Что ж, мессир, вассал мой, – Карл притворно-любезно улыбнулся, – что ж, тогда пусть эта… гм… супруга ваша подтвердит, что никогда не грела постель нынешнему герцогу Нормандии!
Весь зал, казалось, устремил взгляд на Эмму, будто сковав ее кольцом тяжелых, любопытных, насмешливых глаз.
– Ну же!..
Она не поняла, кто это сказал. Возможно, Ренье. Но язык ее словно прилип к гортани. Не из упрямства или дерзости. Она просто растерялась. Солгать такое… Отречься от всего и вся… Прилюдно отречься от стольких лет бесконечного счастья… Она была еще слишком неискушенна в такой лжи. Лгать всему миру, открыто отвергать то, что было общеизвестно… или скоро станет общеизвестно. Она молчала, отступив на шаг назад, оглядываясь, словно ища лазейку, куда выскочить.
В этот миг стоявший за троном Аганон громко расхохотался. И все словно только этого и ждали. Зал грохнул. Хохотали все: палатины, охранники, факелоносцы, священнослужители. Со всех сторон летело: «Норманнская шлюха! Обноски Роллона!»
Карл Каролинг, довольный произведенным эффектом, тоже хохотал. Просто рухнул на трон, как на простую лавку, весь сотрясаясь от смеха. Даже Геривей хихикал, прикрывая ладошкой рот.
Ренье оглянулся. Его свита, его вельможи глядели на него растерянно, с укором, даже с гневом. Шумливый Матфрид кинулся вперед.
– Заткните им рот, Ренье! Они ведь лгут! Вы не могли сделать нашей госпожой блудницу язычника.
Ренье вдруг весь затрясся. И, оттолкнув Матфрида, почти бегом кинулся из залы.
Хохот каскадами разлетался под сводом, дробился среди колонн.
Эмма была на шаг от обморока – такого позора, такого унижения она еще не испытывала. Даже тогда, когда Ролло кинул ее своим людям. Тогда она хоть сопротивлялась до последнего. Пока не стала норманнской шлюхой. Шлюхой, какой сделал ее Ролло… А она-то размечталась: герцогиня Лотарингская…
Она видела, как один за другим покинули зал посрамленные лотарингские вельможи. Последним вышел Эврар. Эврар, который мог доказать, что она принцесса… И норманнская шлюха…
Эмма вдруг зажала ладонями уши, чтобы не слышать этого позорящего смеха, зажмурила глаза, чтобы не видеть этих хохочущих, оскаленных рож.
– Господи, Спаситель мой, дай мне силы!
Огромным усилием воли она заставила себя выпрямиться. Ее голову венчала корона Каролингов, которая сейчас лишь служила поводом для увеселения толпы. Медленным взором, чистыми, гордыми глазами она окинула зал, посмотрела на раскрасневшегося Каролинга, на злорадствовавшего Аганона, на растерянно оглядывавшуюся девочку-королеву. И пошла к выходу. Одна. С осанкой королевы, гордо подняв подбородок, всеми силами стараясь не убыстрять шаги. Не побежать. Не умереть.
Глава 2
– Разрази их всех гром! Мы уезжаем немедленно! – Длинная Шея в гневе швырнул нарядную хламиду оторопевшему слуге.
Весть о позоре герцога Лотарингии еще не успела распространиться, и Ренье хотел лишь одного – уехать, покинуть это волчье логово, место, где его предполагаемый триумф обернулся страшным унизительным крахом.
– Коней! – кричал он. – Запрягайте коней, грузите поклажу! Я и часа больше не останусь под этим кровом, клянусь днем Страшного суда!
Все вокруг засуетились, забегали, спешно срывали со стен богатые драпировки, разбирали мебель.
«Скоро они все узнают о моем унижении. Скоро весть о ловушке, в которую я попал, разнесется по всем землям Лотаря, и я вместо того чтобы вернуться повелителем, стану посмешищем. Супругом отставной норманнской потаскухи».
Тупая ноющая боль в груди заставила его замереть. Стало тяжело дышать… «Надо все скрыть, – лихорадочно пытался сообразить он. – Надо скрыть этот мой союз. Лишь единицы присутствовали при венчании. Я смогу заставить их молчать. А знать…»
Он прижал руки к груди, к горлу. Боль все сильнее давила. Откуда-то рядом возник Леонтий.
– Мессир, вам не нужна моя помощь?
Ренье лишь отмахнулся.
В этот миг массивные створки двери разлетелись со стуком. Матфрид. Орал, носился по покою, налетая на мебель. Секирой размахивал так, что челядь герцога в панике разбежалась. Сам Ренье невольно отступил.
– Неужели это правда, Ренье?! – орал Матфрид. – Это правда?! Ты навязал нам в госпожи девку Роллона?!
Он кричал и сыпал проклятиями, а под конец таки обрушил свою секиру на резной поставец. Дернул с яростью, вырывая оружие. Выбежал, опрокинув светильник у дверей. Ренье машинально затоптал огонь. Как ни странно, буйство Матфрида подействовало на него успокаивающе. Обычно он всегда брал верх над своими подданными тем, что умел хладнокровно обуздать их порывы. Но, боже, дай ему немного сил. Как ноет сердце…
Он повернулся и уже более спокойно стал отдавать распоряжения. Когда в дверях появились молодой Исаак из Комбре и Рикуин Верденский, герцог был уже почти спокоен или казался таковым.
– Мы уезжаем, – сказал он медленно, вздохнул, прижимая руку к сердцу. Оно болело все сильней, но он запретил себе об этом думать. – Нам надо уехать, поспешить в Лотарингию и сделать все, чтобы никто не знал о моей женитьбе. По крайней мере до той поры, пока все не забудется и я не докажу, что Эмма никогда не была женой Роллона. Вы поможете мне сохранить тайну?
Они глядели на него. Белокурый Исаак чуть насмешливо, Рикуин – близоруко щурясь, машинально позвякивая пластинами на наборном поясе. Но Ренье понимал, что может рассчитывать на их молчание. Ибо они оба были на его стороне в борьбе с сыном. Исаак потому, что был врагом Гизельберта, а Рикуин потому, что был родственником Ренье по отцу и мог стать его наследником в случае, если Ренье пойдет на окончательный разрыв с сыном.
Ренье запахнулся в дорожную накидку, стал застегивать фибулу на плече.
– Исаак, сейчас ты поскачешь догонять Матфрида. Уговори его любыми способами и обещаниями молчать о моей супруге. Мой авторитет должен оставаться непоколебимым. И ты поможешь мне в этом. Не так ли, мой мальчик?
Исаак все так же насмешливо улыбался.
– Думаю, что смогу убедить его, хотя это будет непросто. Однако чем вы оплатите эту услугу?
Ренье ссутулился, опираясь об стол. Мальчишка, волчонок!.. Знает, когда больнее укусить. И Ренье понимал, чего от него ждет Исаак.
– Мое аббатство в Мальмеди. Оно станет твоим, если ты останешься мне верен.
Лучшая церковная вотчина, которой он владел. Исаак давно зарился на нее. Что ж, сейчас не до церемоний. Превозмогая боль, Ренье выпрямился. Поймал торжественную улыбку наглеца, кивнул, когда тот, поклонившись, вышел.
И тут он увидел Эмму. Она стояла в высоком проеме двери, нарядная и прекрасная, как видение, и изумленно глядела на царящую вокруг суматоху. Потом перевела взгляд на Ренье.
– Мессир?..
Что-то в ее облике опять напомнило Ренье испуганного олененка. Эта настороженность, напряженная сдержанность в движениях, испуг в огромных ланьих глазах. Лань, которую он так давно хотел загнать, выслеживал ее, как охотник, ставил на ее пути ловушки, загонял в тенета. И вот эта лань оказалась заразным животным, от которой проказа позора перекинулась на него. И Ренье едва не задохнулся от ненависти к этой самке. Он ведь всегда ее ненавидел: и когда только поставил цель сделать ее своей женой, и когда она ускользнула от него, и когда хотела обмануть его, пытаясь сделать сообщником своего