Месяцев у них четырнадцать, а идут они в следующем порядке:
I. О-Пороромуа. 2. О-Пороро-мури. 3. Муреха. 4. Ухи-эйя. 5. О-Вирре-амма. 6. Таова. 7. О-Вирре-эрре- эрре. 8. О-Теарри. 9. Оте-таи. 10. Вареху.
II. Вахау. 12. Пиппирри. 13. Э-Унуну. 14. Уманну. Семь первых месяцев вместе называются Уру, или Время хлебного дерева. Но как они высчитывают месяцы, чтобы из них составлялся ровно год, это для меня до сих пор тайна. Можно предположить, что некоторые месяцы, скажем второй и седьмой,— дополнительные, так как их названия особенно сходны с названиями первого и пятого. Если это так, то их вводят каждый раз через некоторый период времени.
Каждый месяц состоит из двадцати девяти дней; во время последних двух дней они говорят, что луна умерла, так как ее тогда не видно. Отсюда следует, что они считают начало месяца не от настоящего времени конъюнкции, а от первого появления луны. Двадцать пятое число их тринадцатого месяца Э-Унуну пришлось на наше 3 июня — день, когда мы получили все эти сведения [439].
Таитянское наименование учителя,
Когда ученый Тутаваи довел свое объяснение до этого места, пришла пора поднимать якоря, и 4 июня в 10 часов утра мы покинули сей остров. Король Раиетеа Ууру, коему завоеватель О-Пуни передал титул и все внешние знаки королевского достоинства, посетил нас вместе с некоторыми из своих родственников, как раз когда мы собирались отчаливать. На борту был также О-Реа с семьей; явился попрощаться и Махеине со своими близкими. Сцена была необычайно трогательная. Добрые люди плакали от души, но больше всех — бедный Махеине, который, казалось, едва мог вынести столь сильную скорбь. Он бегал от одной каюты к другой и обнимал каждого, не в силах вымолвить ни слова. Его всхлипывающие вздохи, его взгляды и слезы не поддаются описанию. Когда корабль наконец пришел в движение, он вынужден был от нас оторваться и спуститься в свое каноэ; но когда все его земляки уже сидели, он продолжал стоять и не отрываясь провожал нас взглядом; наконец он опустил голову и закрыл лицо одеждой. Мы уже были далеко за рифами, а он все еще простирал к нам руки, и это продолжалось до тех пор, покуда мы его не перестали различать.
Так мы расстались с сим радушным народом, который при всех его несовершенствах можно, пожалуй, назвать более невинным и чистосердечным, чем иные другие, превзошедшие его утонченностью нравов и лучше образованные. Здешним жителям знакомы общественные добродетели и обязанности, и они верно следуют им. Добросердечие, которое проявлял честный Махеине при всяком случае,— довольно верное мерило, по коему можно судить вообще о характере всего народа. Не раз я видел, как многие из них истинно по-братски делили свой единственный плод хлебного дерева или несколько кокосовых орехов, как они довольствовались меньшими порциями, лишь бы только никто не остался обделенным! И это единодушное желание помочь ближнему отнюдь не ограничивалось мелочами; с такой же готовностью, с какой они помогали друг другу продовольствием, делились они одеждой и вещами немалой стоимости.
Даже с нами, чужими в их стране, они обходились самым любезным образом. Когда мы хотели выйти из шлюпки на берег или перейти с берега в шлюпку, они всегда вызывались перенести нас на спине, дабы мы не замочили ног. Часто они носили за нами диковины, которые мы купили, и обычно были готовы полезть в воду за подстреленными нами птицами. Когда нас заставал дождь или когда мы от жары и усталости иногда не могли идти дальше, они приглашали нас отдохнуть в своих хижинах и угощали нас всем самым лучшим, что имели. Гостеприимный хозяин в таких случаях скромно стоял в отдалении и не желал ни к чему прикоснуться, пока мы настойчиво его не приглашали. Другие домашние тем временем обмахивали нас ветками или листьями, чтобы нам было прохладнее, и на прощание нас обычно принимали в семью, объявляли в зависимости от возраста отцом, братом или сыном. При этом они полагали, что наши офицеры и все, кого они таковыми считали, должны состоять между собою в родстве примерно так же, как вожди и вообще знатные люди на всех островах Общества, образующие как бы одну семью. Эта ошибка заставляла их принимать за братьев также капитана Кука и моего отца, ибо при всех своих других способностях физиогномисты они были довольно плохие, что, впрочем, делает вдвойне ценными такие их добродетели, как гостеприимство, радушие и бескорыстие; сами они их вовсе не осознают, как бы предоставляя воздать должное их достоинствам благодарным иноземцам, здесь побывавшим.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Плавание от островов Общества к островам Дружбы
Отплывая от Раиетеа [Раиатеа], мы дали залп из пушек в честь дня рождения его величества короля; для местных жителей это было, надо полагать, новое и дивное зрелище. За шесть недель, проведенных нами на Таити и на островах Общества, мы изрядно окрепли, совершенно избавились от цинги и желчной болезни. Зато у тех,
проявились признаки венерических заболеваний. Почти половина матросов оказалась заражена сей мерзкой болезнью; правда, она была здесь в общем не столь злокачественна, как в Европе. Махеине уверял нас, что она уже была распространена на Таити и островах Общества еще до того, как туда приплыл капитан Уоллис в 1768 году; он утверждал также, что его собственная мать умерла несколько лет тому назад на Бораборе [Бора-Бора] от этого недуга.
Таким образом, распространение венерических заболеваний в разных частях света до сих пор сплошь и рядом объясняли неверными причинами. Уже почти триста лет наши моралисты поносят испанцев, а наши врачи обвиняют их в том, что это они завезли к нам сию болезнь из Америки. Однако теперь неопровержимо доказано, что в Европе она была известна еще до открытия Америки[441]! Не менее поспешно принимались упрекать то английских, то французских моряков, будто они заразили добросердечных таитян тогда как те давно этой болезнью страдали и даже умели ее лечить. Более того, яд ее там, по всей видимости, уже ослаблен, как и в Южной Америке. Обычно, чтобы это произошло, эпидемия должна побушевать некоторое время; но, возможно, дело тут в здоровом климате и простой пище островитян. Впрочем, я далек и от мысли, что сия чума занесена в Америку из Европы. Нет! В этой части света ее могли вызвать те же причины, что и в нашей.
Распутство наших матросов с женщинами на Тонгатабу и на Маркизских островах, равно как и их общение с гулящими девицами на острове Пасхи, обошлось без печальных последствий. Отсюда, возможно, следует, что сии острова в настоящее время не заражены; я говорю: возможно, так как последствия эти могут проявляться, но могут оказаться и скрытыми. Это доказывает пример капитана Уоллиса. Он покинул Таити, не имея на борту ни одного венерического больного, хотя названная болезнь уже бушевала там вовсю. Наконец, не подлежит никакому сомнению, что новозеландцы были заражены ею еще до того, как европейцы вступили с ними в общение.
После полудня мы миновали остров Мауруа [Маупити], и попутный пассат понес нас на запад. В 6 часов утра мы увидели остров, который капитан Уоллис назвал островом лорда Хау [атолл Мопихаа, или Мопелиа]. Он состоит из невысоких коралловых рифов, и посредине у него внутреннее озеро. Судя по всему, это был тот самый остров, который жители островов Общества называют Мопиха. Согласно нашим наблюдениям, он расположен под 16°46' южной широты и под 154°8' западной долготы. Мы увидели здесь несколько пеликанов и олуш; людей, похоже, на острове совершенно не было.
К середине следующего дня ветер переменился и стал дуть нам навстречу. Всю вторую половину дня
