легли в дрейф и лишь в 3 часа утра снова подняли паруса. Земля имела вид чрезвычайно суровый и пустынный. Горы такие крутые, отвесные, каких мы не видели еще нигде; вершины зубчатые, а промежутки между ними заполнены снегом. Через несколько часов мы миновали залив, где находилось много мелких зеленых островов, поэтому мы назвали его Залив Островов [Бей-оф-Айлс]. Вскоре показался другой залив, к которому мы тотчас направились, тем более что в 2—3 милях от берега всюду удавалось найти дно.
В 9 часов капитан приказал спустить в море шлюпку и вместе с одним мидшипменом, моим отцом, доктором Спаррманом и мной отправился в залив. В устье даже самые крупные суда могут не опасаться сесть на мель, так как лот на 34 саженях не доставал там дна. Внутри залива мы нашли массу твердого, плотного льда, подобного тому, что встречается в бухтах Шпицбергена[568] . Эти ледяные глыбы имели большое сходство с плавучими островами, которых так много в высоких южных широтах. Берег у самого моря был свободен от снега, но совершенно пустынный и бесплодный, во многих местах отвесный.
Между тем мы обнаружили длинный мыс, где можно было причалить шлюпку, не опасаясь волн. Тут мы и высадились. Берег был очень каменистый, полон тюленей, среди которых лежал зверь невиданной величины. Издалека мы приняли его за кусок скалы, а когда подошли поближе, оказалось, что это ансоновский морской лев. Он как раз спал, и наш юный мидшипмен без труда смог пустить пулю ему в голову. Неподалеку лежал еще один такой же зверь, но помоложе, туловище у него было темно-серое с оливковым отливом, как у тюленей в Северном полушарии; они похожи также и тем, что передние конечности у них меньше напоминают ласты, чем задние, а на голове нет внешних, признаков ушей. Конец носа далеко выступает над пастью и покрыт морщинистой кожей, которая, видимо, раздувается, когда животное сердится. В некоторых случаях она, возможно, принимает вид своеобразного гребня, как это показано на гравюре в описании путешествия Ансона. Животное, у которого мы все это наблюдали, было 30 футов в длину, но не такое массивное, как гривастый морской лев на Земле Статен[569].
В этих же местах нам встретилась группа более чем в два десятка необычайно крупных пингвинов. Они весили не меньше 40 фунтов при длине 39 английских дюймов; большое брюхо было словно налито жиром. С каждой стороны головы у них имелось по овальному пятну лимонно-желтого цвета с черной каемкой. Вся верхняя часть туловища была покрыта черными перьями, но внизу, спереди и даже под лапами оперение было белое как снег. Эти птицы до того были не пугливы, что вначале даже не убегали от нас, хотя мы одного за другим валили на землю ударами палки. Когда мы вернулись на борт, выяснилось, что этот вид уже был описан Пеннантом в «Философских трудах» под именем патагонского пингвина; вероятно, этот же самый вид на Фолклендских островах называется желтый, или королевский, пингвин[570].
Здешние тюлени были куда свирепее, чем на Новогодних островах. Они не только не убегали; напротив, даже самые маленькие детеныши начинали реветь на нас и преследовали, стараясь укусить. Все это были так называемые морские котики, но ни одного морского льва с гривой мы тут не встретили.
Чтобы получше осмотреться, мы поднялись на небольшой, в 24 фута высотой, холм, на котором росли два вида трав: столь распространенный на Новогодних островах
Скалы здесь состояли из голубовато-серого сланца, залегавшего горизонтальными слоями, но у берега разрушенного. Насколько мы могли исследовать эту породу, в ней не содержалось никаких других минералов, так что и с этой точки зрения земля не способна была принести никакой пользы; словом, ее можно назвать во всех отношениях пустынной и дикой. Пробыв здесь немного, мы с добытыми тюленями, пингвинами и бакланами возвратились на корабль. Залив получил название бухта Позешн-Бей; расположена она под 54° 15' южной широты и под 37° 15' западной долготы. Находясь здесь, мы видели, как отсюда в море выносило небольшие глыбы льда, и слышали сильный треск более крупных масс, которые, видно, раскалывались в глубине бухты.
Два следующих дня мы продолжали плавать вдоль берегов и открыли ряд заливов и мысов, получивших названия в следующем порядке: бухта Камберленд, мыс Георга, бухта Ройял-Бей, мыс Шарлотты и бухта Сандвич. Земля всюду выглядела одинаково, горы в южной части были очень высокие, и вершины делились на множество длинных скалистых пиков, напоминавших языки пламени. Господин Ходжс совершенно мастерски зарисовал сей пейзаж!
19-го мы достигли юго-восточной оконечности Южной Георгии и определили, что длина острова от 50 до 60 морских миль. Недалеко от этой оконечности, под 54°52' южной широты и 35°50' западной долготы находился утес, названный нами островом Купера[572]. Вскоре в 14 морских милях дальше к юго-востоку мы обнаружили еще одну землю, величину которой трудно было определить.
Утром 20-го мы прошли вдоль южной оконечности Георгии, покуда снова не увидели открытые 16-го Зеленые острова, и поплыли в сторону новой земли. Уже четыре дня погода стояла очень ясная и благоприятствовала открытиям; ветер был умеренный и не холодный. Однако едва мы отошли от берега, как начался туман, дождь и такой сильный ветер, что нам пришлось убрать верхние паруса. К счастью, шторм длился недолго, и к полуночи ветер стих. Новую землю, к которой мы плыли, закрывал туман, и мы из осторожности три дня лавировали.
Ненастная погода с ветром держалась и 23-го, так что для безопасности мы плыли в сторону моря, когда в 11 часов лейтенант Клерк вдруг заметил прибой едва в полумиле перед кораблем. Одновременно он увидел бакланов, которые редко заплывают дальше чем на полмили от берега. Лишь тут мы обнаружили, что в тумане незаметно обогнули землю и нам грозило кораблекрушение. В этот самый миг корабль как раз повернул от берега, в чем мы увидели хранившую нас руку провидения, тем более что туман все еще держался и ветер утих.
К вечеру погода наконец прояснилась, снова хорошо стало видно и Южную Георгию, и ту землю, которую мы обогнули. Это был небольшой остров, но окруженный множеством одиноких скал. Всю группу этих опасных скал мы назвали скалами Клерка, по имени того, кто их обнаружил. Они лежат под 55° южной широты и 34°50' западной долготы. Утром 25-го мы поплыли на восток, а затем немного южнее, чтобы наконец продвинуться на юг, прежде чем вернуться в более умеренные широты.
Считается, что всякая суша, даже самая пустынная и дикая, может служить местом пребывания человека. Покуда мы не побывали на острове [Южная] Георгия, мы ничего не могли возразить против сего мнения, ибо даже ледяные берега Огненной Земли заселены племенем людей, которые хоть чем-то, пусть и не очень сильно, превосходят неразумных животных. Однако по сравнению с Южной Георгией климат Огненной Земли можно назвать мягким, во всяком случае термометр показал разницу в 10°. К тому же там можно найти достаточно дров и кустарника, чтобы при надобности защититься от суровой погоды, обогреть себя и приготовить пищу. В Новой Георгии же совершенно нет ни деревьев, ни какого-либо другого топлива, поэтому мне представляется невозможным, чтобы люди, и не только глупые, отупевшие пессерэ, но даже самые опытные, располагающие необходимыми средствами европейцы, смогли бы там долго выдержать. Даже летом на этом острове столь ужасающе холодно, что термометр, пока мы там находились, не поднимался выше десяти делений над точкой замерзания; можно, конечно, предположить, что зимой холод здесь усиливается не в такой степени, как в нашем полушарии, но все равно разница должна составить не меньше 20—30°. Так что человек здесь может выдержать разве что летом, но зимняя стужа, если не иметь никаких средств от нее защищаться, кроме тех, что предоставляет эта земля, оказалась бы для него, без сомнения, гибельной.
Мало того, что Южная Георгия не приспособлена для жизни и по этой причине необитаема; она, видимо, и не производит ничего, способного побудить европейские корабли хоть изредка заходить туда. Морских котиков и львов, чья ворвань является предметом торговли, гораздо больше у диких берегов Южной Америки, на Фолклендских и Новогодних островах, и во всех этих местах добыча сопряжена с меньшими опасностями. Если киты нашего Северного Ледовитого океана в результате непрекращающейся охоты окажутся совершенно истреблены, то наступит время искать их в другом полушарии, где их, как
