называемым Западным, островам. 13-го в 4 часа пополудни мы уже увидели остров Файал [Фаял]. На следующее утро мы приблизились к берегу и увидели высокий остров Пико [Пику], берег которого весь был одет в зелень и казался усеянным домами. В 7 часов мы вошли на рейд, или в гавань, Файала, где обычно бросают якорь корабли. Португальский обер-лоцман вышел нам навстречу в шлюпке, чтобы показать надежное место в гавани, где уже стояли на якоре три корабля. Он рассказал по-французски, что один из этих кораблей, французский, недавно пришел сюда из Пара [Белен] в Бразилии, проскочив место своего назначения, острова Зеленого Мыса. На другом, маленьком судне не видно было никакого флага, а шло оно из Северной Америки. Третьим был французский фрегат «Пурвуайёз», капитан которого мосье д'Эстей весьма любезно прислал капитану Куку своего лейтенанта с предложением услуг.
После того как мы стали на якорь, к коменданту крепости был послан офицер с обычным запросом относительно приветствия, его продержали несколько часов и отпустили, сказав, что крепость в любом случае ответит двумя выстрелами меньше, чем мы; поэтому мы вообще не стали ее приветствовать. Американское судно после полудня отплыло, поскольку его шкипер не ждал от нас ничего хорошего, хотя на самом деле мы искали со всеми мира.
Вид города со стороны моря напомнил нам Фуншал на Мадере [Мадейре]. Он расположен вдоль побережья залива на пологих склонах холма, образующих как бы амфитеатр. Церкви, монастыри, крепости и дома с плоскими крышами большей частью белого цвета и имеют весьма живописный вид. Холмы над городом относятся к числу самых красивых из созданных когда-либо природой и трудом. Теперь они были покрыты полями спелых хлебов, садами, парками и всевозможными зданиями, кои свидетельствовали о большом числе жителей и благосостоянии. Два форта, по одному с каждой стороны города, служили для защиты и одновременно простреливали рейд. Самый крупный из них — южный.
Сразу после полудня капитан Кук вместе с моим отцом и мной отправился на берег к южному форту. Едва мы ступили на сушу, как поняли, почему португальцы не хотели отвечать на наш салют выстрелом на выстрел. Пушки лежали на дряхлых лафетах, и, конечно, не стоило подвергать их сильному сотрясению, открывая огонь. Большая часть их стояла на валу, который был слишком узок, чтобы его принимать всерьез. Более того, нас заверяли, что нынешний португальский министр экономики считал излишним расходовать для таких случаев порох.
Мы прошли через часть города, который называется Вилла-да-Орта. Он тянется на милю с четвертью и состоит из одной главной улицы, которую пересекают несколько переулков. Дома построены так же, как на Мадере, имеют выступающий эркер (балкон), который сверху прикрыт крышей, а по бокам оснащен подвижными решетками, заменяющими здесь окна. Мы посетили епархиальную церковь, которая, как и все здесь, построена на готический манер и выглядит мрачно, как на Мадере. Затем нас провели к английскому вице-консулу господину Депту, который встретил нас очень любезно и предложил господам Уолсу, Ходжсу, а также моему отцу и мне в распоряжение свой дом на время нашего здесь пребывания.
Потом он сводил нас в несколько монастырей. Один принадлежит францисканцам, в нем двадцать монахов и несколько мирян, которые, по их собственным словам, преподают здешней молодежи риторику, философию и теологию. Другой монастырь расположен на возвышенности, в нем двенадцать кармелитов и также миряне. Третий принадлежит двенадцати капуцинам и нескольким мирянам, он расположен на холме над городом. Четвертый стоит в самой лучшей, красивой части города; это бывший иезуитский монастырь, теперь, однако, в нем помещается суд, за исключением одного крыла, где устроена общественная школа. Трудно было ожидать, что в сих мрачных кельях сможет процветать ученость. У монахов здесь нет ни малейшего побуждения учиться, они предпочитают просто пожить приятно и спокойно, потому не особенно заботятся об учении.
Затем мы посетили два женских монастыря. Один из них посвящен св. Иоанну, в нем живут 150 монахинь ордена св. Клары и примерно столько же служанок. Они носят длинное платье из темно- коричневой саржи поверх другого, из белого ситца. Во втором монастыре живут восемьдесят-девяносто монахинь ордена
До заката солнца мы гуляли по городу и по окрестным холмам и наконец вернулись в дом консула Дента. Там мы познакомились с португальским священником, который говорил по-латыни немного лучше, нежели монахи во всех трех монастырях. Это был рассудительный, много знающий человек, который благодаря похвальной жажде знаний освободился от многих обычных предрассудков своих земляков. Он показал нам испанский литературно-политический журнал, который сейчас читают по всей Португалии, где премьер-министр запретил печатать любые газеты и публичные сообщения. Разумеется, такое предписание содействовало распространению во всем королевстве глубочайшего невежества, а это главная основа тиранического режима[606].
На следующее утро мы наведались к офицерам французского фрегата, жившим в доме некой вдовы- англичанки мадам Милтон. Сия добрая женщина прослезилась, услышав, что мы проплыли вокруг света, это напомнило ей о погибшем сыне, который плавал с капитаном Фюрно и принял ужаснейшую смерть от новозеландцев вместе с несчастным Pay. Обстоятельства этой смерти казались в силу привитых нам воспитанием понятий гораздо страшней любых других и должны были тем более ранить сердце несчастной скорбящей матери. Глубина ее тоски не могла не вызвать сострадание в каждом чувствительном сердце и напомнила нам, как много матерей и в Европе, и на островах Южного моря имели причины оплакивать безвременную смерть своих сыновей, проклиная дух человеческой предприимчивости. Зрело взвесив превратности, выпавшие ей на долю, мадам Милтон решила обеспечить своей дочери покой и счастье и послать ее в один из здешних монастырей, не подумав при этом, что на четырнадцатом году мирская жизнь имеет столько прелести и привлекательности, сколько не будет иметь на пятидесятом. Дочь была так хороша собой, что могла бы поспорить красотой с любой португальской дамой на Файале. Один из наших офицеров проникся к ней сочувствием и пытался отговорить мадам Милтон от ее намерений; в самых неуклюжих выражениях, на какие только способен грубый моряк, он стал уверять ее, что она не только не делает достойное дело, но, напротив, навлечет и на себя вечное проклятие господа. Пусть читатель решит, способны ли увещевания моряка, да еще в таком тоне, произвести большое впечатление, однако дама выслушала их благосклонно, а в ходе дальнейшего разговора выяснилось, что, собираясь сделать из своей дочери монахиню, она руководствовалась отнюдь не одним лишь благочестием, но, скорее, личными соображениями.
Затем мы совершили прогулку на холм, возвышавшийся над городом. Он был сильно застроен, а все поля обнесены оградами, камни которых местами скреплены раствором, а местами лишь проложены мхом. Жители возделывают в основном пшеницу с щетинистыми длинными колосьями и короткими стеблями. У них есть также немного ячменя, который был уже убран, а также маиса, или турецкого зерна; он высевается между каштанами, кои очень украшают страну. Если же его высевают в открытом поле, то по большей части смешивают с фасолью. Вокруг домов или хижин мы нашли несколько полей с огурцами, тыквами, дынями и арбузами, а также сафлором[607], коим португальцы пользуются, дабы придать своим блюдам желтый цвет. В их садах растут лимоны, апельсины, сливы, абрикосы, фиги, груши и яблоки. Капусты они сажают мало, а желтая репа и морковь здесь вырождаются, так что им ежегодно приходится получать новые семена из Европы. Правительство настоятельно рекомендовало сажать картофель, однако народ ест его неохотно, и потому он продается дешево. Португальцы выращивают много сладкого лука и чеснока, которые особенно любят, наряду с так называемыми помидорами
Волы здесь маленькие, но мясо у них вкусное, хотя их тут запрягают не только в плуг, но и в повозки. Овцы, мясо коих очень вкусное, также мелкой породы; свиньи и козы весьма длинноноги. Домашнюю птицу можно встретить любую. Лошади у них маленькие и плохие; ослы, и мулы красивы, их много, и в здешней
