кухню, где на плите уже стоит кастрюля с водой. Зажигая под ней газ, она чувствует, как кровь ударяет в голову. Возможно, возрастное или же реакция на такое обилие событий за столь короткое время. Пока вода закипит, Этторина выходит в сад. Она уже привела в порядок развороченные дорожки, разровняла гравий, но надо еще подрезать виноград и кусты, обрамляющие аллеи. Тут понадобятся умелые, прилежные руки, привыкшие держать садовые ножницы. И Этторина впервые, с тех пор как живет в «Беллосгуардо», с удовольствием позволяет себе подумать о наемном работнике. Теперь она больше не прислуга, ей достаточно руководить и присматривать: да, она действительно стала другой!
От глотка свежего воздуха сразу легче. Она вернулась на кухню — вода уже закипает, и она бодро и энергично приступает к последним приготовлениям. Тесто удалось на славу, клецки будут замечательные. Этот обед должен запомниться надолго. А потом каждый пойдет своей дорогой: как и должно быть, когда все думают только о своей шкуре.
Она приподымает полотенце и любовно смотрит на поднявшееся тесто — у него такой аппетитный вид.
А что в кастрюле? Вода закипела — и как раз вовремя: гравий в саду заскрипел под колесами первой машины.
9
На покрытой гравием площадке возле виллы «Беллосгуардо» еще не бывало столько машин сразу — за исключением того рокового июльского дня. Кроме малолитражки Этторины Фавити, которую она сочла нужным приобрести сразу после получения водительских прав — теперь у нее столько важных дел и новых друзей, что в городе надо бывать значительно, чаще, — здесь только что появился лимузин, прежде возивший Де Витиса, а теперь перешедший в распоряжение Нордио, а сразу за ним встала маленькая машина Матильды Маццетти. И вот, наконец, в ворота вплывает шикарный автомобиль Лилианы Ридольфи.
Цветущая деловая женщина, громко захлопнув дверцу, мелкими легкими шажками направляется к вилле. Взлетев по ступенькам и миновав распахнутую дверь, она застает всю компанию в сборе и удивленно восклицает:
— Ну, здесь теперь все по-другому! Какая же ты умница, Этторина! Где ты? Иди сюда, я тебя поцелую, ты заслужила. Ты так замечательно все устроила. Ты заслужила это, бедняжка.
И после нежных объятий обращается к остальным, приглашая разделить ее восторги:
— Верно ведь? Вы согласны со мной? Давайте же поднимем бокал за новую хозяйку этого дома и скажем хороший тост…
— По-моему, это дурной тон, — перебивает ее Матильда. Однако Нордио тут же осаживает ее:
— Тон, может быть, и дурной, а мысль, безусловно, хорошая!.
Лилиану радует его поддержка. С ужимками скромницы она подсаживается к Нордио и обнимает его за талию.
Нордио улыбается и, не отстраняясь от нее, поднимает бокал:
— Итак, за вечное поражение!
— Нет, хватит, это несправедливо! — пробует протестовать чувствительная и чопорная Матильда. Однако она, по-видимому, осталась в меньшинстве, поскольку ее лучшая подруга Этторина тоже подняла бокал с пенистым вином и рассудительно говорит ей:
— А почему бы и нет? Слушай, Матильда, ты ведь хотела спасти заблудшую душу Де Витиса. Разве не ради этого ты сговорилась с нами? Ну ладно, выпьем лучше за нас всех. Оставим в покое бедного Конти: жена ему столько крови испортила! Подумать только, ведь Каррерас привез приказ о его назначении…
— Да, за супружеские заслуги!
Лилиана безжалостна. Однако не злоба ее распирает, а неудержимая радость. В лице Этторины ей обеспечена превосходная клиентка, а с будущего сезона, когда под руководством Нордио местная прокуратура станет самой либеральной и снисходительной во всей Италии, от клиентов не будет отбоя. Она уже подумывает открыть лагерь нудистов вблизи Монтеросса, а в Вараццо ведет переговоры о создании «Средиземноморского клуба», в котором контрольный пакет акций будет принадлежать ей. И, показывая на черное отверстие, все еще зияющее посреди стены, она разражается нервным смехом.
— Ребята, Де Витис правда уехал, он не свалится нам на голову, а? Хорошенький был бы номер, верно?..
— К столу, к столу! — кричит Этторина, неся суповую миску с дымящимися клецками.
Усевшись за стол, все замечают вдруг лишний, шестой прибор.
— Есть еще один человек, который после этой истории остался в выигрыше, и я решила пригласить его, не предупредив вас: это сюрприз! — говорит Этторина в ответ на вопросительные взгляды гостей.
Гости в недоумении, по рукам Нордио пробегает дрожь, и вилка с нанизанными клецками начинает мелко подрагивать. В этот момент входит водитель Луиджи. Не зная, к кому ему обратиться — к Нордио или Этторине, — он останавливает взгляд на роскошном столе, уже порядком разоренном гостями, и возвещает:
— К вам комиссар Вердзари!
Когда Вердзари без промедления входит в столовую, Этторина отваживается нарушить гнетущее молчание и указывает ему на его место за столом.
— Садитесь, садитесь, комиссар, а то все остынет. Я уж думала, вы не придете.
Вердзари садится рядом с Нордио и молча улыбается. Ему наполнили бокал, и он с удовольствием его опорожняет. Затем, достав из внутреннего кармана пиджака небольшой сверток, отодвигает тарелки и кладет его на скатерть.
— Я бы ни за что не пренебрег таким лестным приглашением. А кроме того, я хотел показать вам кое-какие вещи и решил воспользоваться случаем. Я их собрал в разных местах по долгу службы, но не предъявил в свое время господину прокурору, поскольку видел его нетерпение закончить следствие поскорее.
И на глазах у потрясенной компании Вердзари извлекает из свертка первый предмет: столовый нож с чеканной серебряной ручкой. Он совершенно такой же, как другие ножи на столе, только на зазубренном от долгого употребления лезвии остались волоконца нейлона — переливчатые, блестящие и тонкие, словно волосы. Он поднимает нож и поворачивает его против света, чтобы все присутствующие могли хорошенько разглядеть. Бросив взгляд на лежащие перед ним приборы, он продолжает:
— Красивый ножик, верно? Из-за этой чеканки мне пришлось здорово повозиться, чтобы снять отпечатки пальцев. Конечно, тот, кто воспользовался ножом с такой ручкой, знал свое дело.
Этторина сидит, затаив дыхание, и тут Нордио, пытаясь скрыть явное замешательство, говорит преувеличенно деловым, профессиональным тоном:
— Что же вы не сообщили мне об этой вашей находке? — И добавляет неожиданно мягко, почти покорно: — Вы же прекрасно знаете, что эту спешку с окончанием следствия затеял не я, мне ее навязали, так же, как и вам.
Затем он вдруг оживляется и, словно желая убедить не только Вердзари, но и себя самого, меняет тему.
— А впрочем, если Конти сознался, к чему нам опять обсуждать все это? Обрывки нейлоновой веревки неопровержимо доказывают его вину!..
— Если бы не эти обрывки, — перебивает его Вердзари, который словно только того и ждал, — если бы не они, то, согласитесь, Конти не подумал бы, что переусердствовал, связывая жену, а стало быть, и не взял бы вину на себя! — И доверительным тоном продолжает: — План мести, надо признаться, был неплох, хоть и возник у него внезапно. Он наказал бы неверную жену и одновременно проучил бы прячущегося за
