— Расскажи мне об этом, — попросила она.
К своему ужасу, Кэл почувствовал, как глаза его наполнились слезами. Он прижался губами к ее благоухающей ладони и забормотал в нее:
— Я пытался заставить его замолчать, но он не хотел.
Лорен взяла его лицо в свои руки.
— Продолжай.
Кэл сильнее сжал ее ладонь.
— Он сказал, что гордится мной, всегда гордился. Он сказал, что я был хорошим парнишкой и что он всегда знал, что из меня получится настоящий мужчина. Он сказал… сказал…
— Он сказал что, Кэл?
Он сделал глотательное движение, чтобы прочистить горло.
— Он сказал, что у меня доброе сердце, как у моей матери.
Молчание. Кэл ждал, что она спросит: «И что дальше?» или «Так в чем же дело?» Вместо этого она прижала его голову к своей груди. Он жадно обнял ее обеими руками.
— Он прав. Ты хороший человек, Кэл Таггерт, и твоему отцу придется ответить за то, что он не сказал тебе этого раньше и не говорил каждый день.
При этих ее словах сердце его открылось, как под ножом хирурга. Она поняла его.
А потом его вдруг охватил страх. Святой Боже, она видела его насквозь. С таким же успехом она могла просто вскрыть ему грудную клетку, потому что у него возникло ощущение, будто сердце его выпрыгивает из груди, беззащитное и раненое, выпрыгивает сюда, в комнату, где с ним может случиться все, что угодно.
Кэл попытался отстраниться, но Лорен не отпускала его, утешая и успокаивая. А потом, как-то неожиданно, он выбросил все происшедшее из головы. Все, что имело значение сейчас, — это тепло тела Лорен и утешение, которое она предлагала.
Он оторвал голову от шелка ее блузки и неловко отыскал ее губы. Поцелуй получился коротким, но страстным, и Лорен вернула его с тем же жаром.
Когда он поднял голову, она застонала и потянулась за его губами, словно не желая расставаться с ним. Она легонько укусила его за верхнюю губу, потом поцеловала в уголки рта, прежде чем прикусить нижнюю губу.
— Люби меня, — выдохнул он. — Ох, Лорен, люби меня прямо сейчас.
— Да.
Дрожь пробежала по ее телу или, быть может, по его? А потом она обнаружила, что тянет его в спальню, губами они не могли оторваться друг от друга, а руки на ходу расстегивали одежду. Край кровати уперся ей под коленки, и она упала на нее. Он собрался было последовать за ней, но она снова остановила его, возясь с пряжкой его ремня.
— Позволь мне, Кэл.
— Одну секунду. — Он сорвал с себя рубашку и вытащил презерватив из кармана джинсов. Своими нежными пальчиками Лорен расстегнула ему ремень и верхнюю пуговицу на джинсах. Кэл стиснул зубы, едва сдерживаясь, когда она зажужжала молнией. Потом она начала медленно стаскивать с него джинсы вместе с трусами. Очень медленно. Это едва не доконало его. Наконец его достоинство оказалось на свободе, напряженное и готовое к бою. Ему срочно нужно было войти в нее.
Он рывком стянул джинсы и отшвырнул их, одновременно неловкими пальцами разрывая пакетик с презервативом.
Лорен рукой накрыла его пальцы, мягко забирая у него презерватив.
— Не спеши, — выдохнула она.
И она показала ему. Подавшись вперед, она взяла его член рукой и направила себе в рот.
У него остановилось сердце. Он крепко зажмурился. Жаркий шелк, нежное посасывание, робкие касания языка… Не просто языка. Языка
Он открыл глаза. При виде ее, с закрытыми глазами исследующую его самую сокровенную плоть, нервы у него запели, как гитарные струны. И тут она заставила его извергнуться.
Он застонал, отчасти от облегчения, отчасти от сожаления, но она, оказывается, еще не закончила. Она снова сомкнула губы вокруг него, но на этот раз открыла глаза. Взгляды их встретились, когда она глубоко взяла его в рот.
— Лорен. — Он схватил ее голову обеими руками, разрываясь между желанием остановить ее и необходимостью удержать на месте, навязав ей ритм, которого жаждало его тело. Каким-то образом ему удалось первое, и он оттолкнул ее.
Глаза ее, затуманенные возбуждением, прояснились.
— В чем дело?
«В самом деле, Таггерт, в чем дело? Почему я остановил ее, когда на самом деле изнемогал от желания почувствовать ее губы на своем достоинстве?» Грудь его тяжело вздымалась.
— Тебе необязательно делать это.
— Я просто хочу, Кэл. Я сама не могу поверить, как сильно хочу этого. — Он заметил, как по ее телу пробежала дрожь, пока она смотрела на него снизу вверх.
Он застонал.
— Лорен, милая…
— Что я сделала неправильно? Скажи, что мне нужно делать, и я сделаю.
Сердце подпрыгнуло у него в груди. Неужели она никогда раньше не делала… О черт!
— Лорен, милая, ты хочешь сказать, что еще никогда не любила мужчину губами, вот как сейчас?
Она вздернула подбородок.
— Раньше мне этого никогда не хотелось, но я бы не прочь попробовать еще раз, если ты скажешь мне, что именно я делала не так.
Он рассмеялся дребезжащим смешком.
— Ты все сделала правильно.
— Но тебе не понравилось?
— О да. Еще как. Даже слишком понравилось.
Ее губы медленно растянулись в обжигающей улыбке.
— Мне тоже.
И на этот раз, когда она приняла его во влажную нежность своего рта, он сдался, прерывающимся голосом говоря ей, как ему нравится то, что она делает, и умоляя ее не останавливаться.
Очень скоро он больше не мог стоять и повалил ее на кровать. Ее купальный халат куда-то улетучился в одно мгновение, обнажив гладкую кожу, пахнущую пеной для ванн. Совершенство, поразился он.
Разум подсказывал ему, что такого просто не может быть, но девственное положение ее бедер свидетельствовало об обратном. Его охватил примитивный, но в то же время возвышенный восторг оттого, что он первый, кто будет любить ее столь интимно. Однако сначала ее нужно убедить.
— Милая, ты зажала меня, как капканом. Как ты думаешь, не могла бы ты немножко расслабиться?
— Прости меня. — Тон голоса у нее был оскорбленным, но она слегка ослабила сжатие.
Он нежно погладил ее бедра снаружи.
— Разве ты не хочешь, чтобы я любил тебя так, как ты только что любила меня?
Ее ноги задрожали от напряжения.
— Не знаю, — выдавила она.
Он спрятал довольную улыбку в нежной коже ее бедра.
