используется в шифровании. Подразумевается, что у получателя сообщения уже есть ключ или что-то, при помощи чего можно найти моментальное решение, не ковыряясь с вариантами. Зачастую информация о том, какой ключ необходим, содержится в зашифрованном послании. Эта программа, помимо прочего, использует специальные формулы расчетов. Но ей часто задают начальное значение, от которого можно оттолкнуться. И еще, — он показал на рисунок, — вот этот знак вверху справа не даст мне покоя. Интуиция подсказывает мне, что он должен что-то означать. Возможно, это и есть ключ, как предполагала Штефани. Я во многое не верю, но своему инстинкту доверяю всегда.

— В данный момент у меня такое впечатление, что ваша интуиция вас скорее подводит.

— Я тоже не уверен, — ответил Патрик, — но это кажется мне совершенно логичным. Эта мысль кажется мне настолько правдоподобной, как будто бы она совсем не нова для меня, а я просто вспомнил ее… Если вы понимаете, что я имею в виду.

Питер приподнял бровь и пристально смотрел на коллегу несколько секунд. Затем он внимательнее вгляделся в рисунок.

— Выглядит как луна с кругом внутри. Это не алхимический знак. Штефани, вы случайно не нашли его значения?

— Нет, у алхимиков этого не было.

— Это и не астрономический знак, — сказал Патрик. — Во всяком случае, я такого не знаю.

— Астрономический? — Питер задумался. — Нет, что-то в этом есть. Подождите-ка минутку. Здесь два наложенных друг на друга знака. Серп обозначает луну, а большой круг с шаром или точкой внутри — солнце.

— Солнце и луна друг над другом? Это же…

— … затмение солнца, — закончил Питер, ошарашенный собственным открытием.

— Конечно! Чудесно! — выкрикнул Патрик. — Дата солнечного затмения как цифровой ключ для нашего кода. Это просто гениально и абсолютно логично. Возникает только один вопрос: какое затмение солнца имеется в виду.

— Если мы подойдем к этому вопросу эвристически, — произнес Питер, — и предположим, что проход и этот код, равно как и все надписи в пещере, относятся к тринадцатому веку, то логичнее всего предположить, что нам нужно искать затмение солнца, произошедшее в тринадцатом веке в этой местности.

— Отличное предложение, — заметил Патрик, — но как мы это узнаем?

— Это не так сложно, — вмешалась Штефани, — я могу посмотреть в Интернете. В сети есть пара человек, которые могут рассчитать это с большой точностью. Ведь с того времени прошло уже более восьмисот лет!

— Сколько времени это займет? — спросил Питер.

— В зависимости от того, когда наш запрос поступит в обработку. Одни день, в худшем случае два. Думаю, что столько мы сможем потерпеть, не так ли?

— Конечно. За это следует выкурить сигаретку! — воскликнул Патрик и отправился на подоконник. — Что скажете, Питер? До этого вы были так озабочены! А сейчас мы уже продвигаемся семимильными шагами, согласны?

Питер отклонился на спинку стула, а Штефани села за другой компьютер и подключилась к Интернету.

— Должен признать, что такой прогресс мне по душе. Даже если я понимаю всего лишь половину. Может быть, настало время послать промежуточный отчет нашей работодательнице в Женеву.

Патрик ухмыльнулся.

— Делайте то, что необходимо. Только не растягивайте это надолго. Сегодня на вечер у меня есть планы, которыми мы никак не можем пренебречь. — Он достал из кармана сложенную записку. — Эта листовка лежала среди тех бумаг, которые передала нам гроссмейстер вчера в соборе. Это приглашение в Канн на симпозиум, который состоится сегодня вечером. Тема звучит так: «Обмен XVI». Это закрытое мероприятие только для приглашенных.

— Не знаю, что это может значить, — сказал Питер.

— Тогда подождите, пока я дочитаю до конца: «Темой нашей шестнадцатой встречи является каббала. Докладчики и делегаты всех великих школ мистики уже зарегистрировались. Как обычно, на симпозиуме действует строгий закон: встреча посвящается обмену. Место встречи священно. Мы все без исключения должны быть открыты, толерантны и свободны от предрассудков. Мы не занимаемся миссионерской деятельностью. Мы не затеваем распри».

— Вам-то что там нужно? — спросил Питер.

— Эта роза никак не выходит у меня из головы, — ответил Патрик. — Независимо от того, что Рене рассказала нам про Ноев Ковчег, а господин Веймарский — о Лютере, с уверенностью можно сказать только одно: каждый из них может поведать нам о розе. Все эти люди, которые занимаются мистикой, каббалой и подобной ерундой, являются идеальной публикой для наших поисков. По большому счету, господин Веймарский был прав: многое из того, что мы находим, кажется нам неважным. Потому что мы не знаем некоторых нюансов, которые в тринадцатом веке были совершенно очевидными. Как минимум, среди мистиков. А вы должны признать, что в этой пещере есть что-то мистическое.

— Да уж, это очевидно.

— Значит, вы оба не удовлетворены объяснением того, что роза является гербом Лютера? — уточнила Штефани.

— Слабая связь между ними, может быть, и существует, — ответил Питер. — Но Лютер родился намного позже, спустя двести или триста лет после того, как пещера была расписана. Я не отрицаю того, что герб Лютера берет свое начало именно в нашей пещере. Правда, я совершенно не понимаю, как это может помочь нам в дальнейших поисках. Пещеру он наверняка не создавал, да и роковые архивы Лютера мы там вряд ли найдем…

— Разве что, — перебила его Штефани, — он выяснил, как можно пройти через этот проход.

Исследователи с удивлением посмотрели на нее, а она, как ни в чем не бываю, продолжала:

— Разве не вы сказали, что Лютер якобы сделал какие-то очень важные открытия? Может быть, одним из них был этот самый проход и то, как можно пройти через него? Тогда вполне логичным с его стороны было бы оставить свои записи за проходом, в надежном месте.

— Штефани права, — признал Патрик, — архивы Лютера запросто могут оказаться здесь. Если, конечно, они вообще существуют.

— Как бы то ни было, это все равно не объяснит нам тайны прохода, — возразил Питер. — Может быть, он и воспользовался им. Но даже если его сомнительные наброски действительно лежат там, нам они никак не помогут. Мы снова вернулись туда, откуда начали. И тайну прохода нам, видимо, придется разгадывать самим.

— Тогда давайте отправимся сегодня в Канн, чтобы расспросить кое-кого о розе, — сказал Питер. — Я предлагаю взять заодно и рисунок большого символа.

— Имеете в виду концентрические круги? — уточнила Штефани. — Честно говоря, мне это кажется простым украшением. Как рисунок лабиринта или что-то в этом роде.

— Действительно, — подумал вслух Питер, — классические лабиринты строились по тому же принципу. С той лишь разницей, что кольца прерываются посередине и образуют прямую полосу, ведущую в центр. В классических же лабиринтах есть только один путь, проходящий через разные препятствия и заканчивающийся в центре. А этот рисунок несколько иной.

— С каких это пор в лабиринте только одни путь? — спросил Патрик. — Так же не заблудишься.

— Нет, то, о чем вы говорите, не совсем лабиринт, — пояснил Питер. — А настоящий лабиринт — это более ранний знак. Это концентрическое образование, символизирующее духовный путь извне вовнутрь. И если более внимательно посмотреть на этот рисунок, то мы увидим как раз лабиринт. Это скорее даже три оболочки, лежащие друг в друге.

— Немножко смахивает на антенну, от которой исходят волны, нет?

— Мне бы вашу фантазию, Патрик, — улыбнулся Питер. — Но вы правы, этот рисунок больше похож на схему. Круги, спирали и лабиринты — архаические символы, и в студенческие годы я много повидал их и даже пытался истолковывать. Но этот знак не похож ни на что из того, что я знаю. Думаю, нам не помешает

Вы читаете Проект 'Вавилон'
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату