о том подробнее. Тароп повествовал:
— Откуда родом был славный и сильный богатырь Агрикан, почти никто не ведает, а известен он по великим делам своим. Не осталось ему ни спорника, ни поборника на белом свете во всю жизнь его. Я верно служил ему двенадцать лет за то, что отнял меня у Яги Бабы и воспоил, воскормил меня вместо отца- матери. Проехали мы с ним все море Казарское (Каспийское), всю землю Заяицкую и всю землю Закамскую, побили войска сильные и покрутили могучих богатырей, которых доспехи и оружие вы здесь видите, но я не мог узнать, откуда Агрикан родом был, и как величали его по отечеству. Наконец Агрикан преставился. Пред смертью он учинил завещание, чтобы я прокликал клич во всю землю и созвал бы сильных, могучих богатырей, чтоб они похоронили оного близ устья Сакмары-реки, где оная впадает в Яик-реку, и, сделав по нем тризны,[34] переведались между собою о его сокровищах. Кто останется победителем, тому и палата сия, тому и я, верный Тароп-слуга. Я исполнил повеление его, отвез его тело на то место, где он себя похоронить велел, и скликал сильных, могучих богатырей. Оные съехались, предали тело земле со всякою честью, посыпали над могилою высокий курган [35] и отправили тризны. Потом выбрали для побоища то место, где ты видел множество костей человеческих. На сем побоище было богатырей трижды тридевять. Оные осмотрели сперва кладовую Агриканову и о таковых сокровищах возрадовались, ибо я пересказывал им, чьи были доспехи, какого богатыря меч-кладенец или копье булатное, и всякому хотелось получить то во власть свою, что Агрикан собрал во всю жизнь свою и своею добыл рукой крепкою. Они бились дней трижды тридевять, не пив, не ев, со добрых коней не слезая, и все погибли, кроме одного сильного, могучего богатыря Еруслана Лазаревича. Он остался победителем, ему я отдал медный ключ и себя в услуги верные. Мы приехали в сию палату. Но как Еруслан бился с богатырем Косожским и почти силы равной, то получил язву крепкую. Он ночевал со мною в сей кладовой своей, и язва его загорелась огнем смертным. Он призвал меня голосом болезненным и вещал ко мне: «Ты гой еси, верный Тароп-слуга! Вижу я кончину свою скорую, не жить уже мне на белом свете, не владеть сими сокровищами. Я видел ныне во сне сильного, могучего богатыря Агрикана. Он возвестил мне конец мой и велел тебя со всеми сокровищами запереть в сей палате, а мне, взяв ключ, идти на ратное поле и там посреди прочих богатырей окончить жизнь мою. Я оставляю тебя. Ты будешь спать сном богатырским лет ровно тридевять, а я столько лет лежать без погребения, ибо чрез все оное время не выищется богатыря добродетельного, который бы, наехав, сжалился над моими костьми и предал бы их погребению. Однако не опасайся, не останешься ты вечно в сем заключении. Найдется богатырь, от коего и твое имя учинится в вечной памяти и коему ты послужишь верой-правдою». Сказав сие, простился Еруслан со мною, запер меня в сем месте, и я спал, не просыпаючи. Теперь же вижу, что настает мне служба великая; для того не сомневаюсь, чтоб не вы были тот славный богатырь, который погреб кости Еруслановы, и у которого определено мне в верных услугах прославиться».
Я обрадовался, что достал себе такового слугу доброго, подарил ему со правой руки золот перстень, данный мне между прочими дарами от царя узрского. Тароп обрадовался сему моему приласканию и на вопрос мой:
— Что нам пользы в сей сбруе ратной, когда мы уже имеем на себе все доспехи богатырские? — ответствовал:
— Должно сказать правду, что все сие собрание означает только тщеславие Агриканово. Он хотел перевесть всех славных богатырей своего времени для того только, чтоб после показывать снятые с них, низложенных им, доспехи. Но какая польза из всей человеческой суетности! Никто не видал плодов его побед. Он умер; чувствует ли он то удивление, кое только одно осталось в свете в его памяти? Однако ж, как не было ни одного храброго человека, который бы не оставил из подвигов своих плода, полезного потомству, то и Агрикан положил основание к славе вашей, кою необходимо должны вы приобрести, владея копьем Нимродовым, хранящимся между сего оружием. Сила оного неизреченна. Никакое оружие, ниже очарованное, не может выдержать его ударов; напротив, само оно ни от чего не сокрушится. Я расскажу вам происхождение, каковым образом получил оное Агрикан, как слушал я от исполина Аримаспа, хранившего оное и рассказывавшего после низложения своего на поединке с Агриканом. Нимрод — царь Вавилонский, который был исполин из числа воевавших противу Перуна, и притом великий чародей. Когда они громозтили горы на горы, желая взойти на небо и овладеть жилищем богов, при низложении всех их громовым Перуновым ударом остался жив только один Нимрод, ибо ему отшибло только ногу. Он успел схватить отломок громовой стрелы и скрыться с оным в ущелии земном. Из сего отломка с помощью своего чародейного искусства сковал он копье сие, но гнев богов постиг его за сие святотатство. Он учинил оружие на собственную погибель, для того что никакой металл вредить ему не мог, а сим копьем, похитя оное у сонного Нимрода, убил его Агарянский витязь Дербал. По смерти Дербаловой, получил оное по завещанию Навухудоносор-царь и, наконец, Кир, царь Персидский, по завоевании Вавилона нашел оное в царской сокровищнице. Когда Кир погиб от руки царицы Савской, копье сие похищено волхвом Зороастром, или Цердучем. Сей по зависти, что Нимрод возмог достать часть божественного Перуна и сделать таковое непобедимое оружие, хотел оное уничтожить, но, не возмогши оного разрушить, заключил скрыть оное от очей всего света. На сей конец разорвал своим чародейством величайший утес гор Рифейских, положил в расселину копье и велел горам сступиться по-прежнему. Сим еще не удовольствовался он, но воздвиг волхвованием железного исполина, препоруча ему убивать всех мимоходящих, дабы в том числе не избег и тот, кто, по какому ни на есть случаю проведав о копье сем, вознамерится оное достать из недр горных. Сего волшебного исполина раздробил дубиною одноглазый исполин Аримасп. Проведав от славного волхва Хорузана о месте, где копье хранится, достал оное и так возгордился таковою добычею, что, воткнув оное на том месте, накликивал на себя всех богатырей для сражения за сие копье. Множество славных богатырей покушались овладеть столь редким сокровищем и заплатили за то своею жизнью. Аримасп побил всех их своею палицею. Наконец дошел слух до нас. Агрикан той же минуты поскакал искать Аримаспа и сразился с ним. Я не могу вам довольно описать ужасную их битву, силу исполинову и неслыханную крепость Агриканову. Исполин имел железную палицу величиною с превеликое дерево. Оною, сразясь, ударил он Агрикана в самую голову столь жестоко, что палица разлетелась в мельчайшие крошки, но Агрикан ниже пошатнулся. В сем-то и состояло несчастье исполиново, ибо он не имел никакого иного оружия и, лишась своей палицы, долженствовал драться одними кулаками. Но что уже могли оные, когда бессильна была и палица? Он избил себе руки в кровь, и Агрикан только смеялся его слабости, не причиняя никакого вреда своим оружием. Наскучив продолжать шутку, дал ему такой толчок в брюхо, что Аримасп отлетел сажен на триста и растянулся, как гора, без памяти. Агрикан не хотел лишить оного жизни и имел чрез то больше славы, понеже исполин, отдохнув, стал пред ним на колени, признал себя побежденным и вручил копье сие, прося себе пощады, и рассказал сию о оном повесть. Агрикан, приняв копье, даровал ему жизнь с условием во весь век его, чтобы не нападал он ни на одного славянина (для того что Агрикан сам был из сего народа). Исполин обещал оное клятвенно и пошел за море Казарское. Мы три дня ехали, а Аримасп шел от нас прочь, но едва на четвертый день сокрылся он из виду. Таков велик был рост его.
Рассказав сию повесть, Тароп показал мне копье, ибо сам никак не мог поднять оного. С великим восхищением принял я сие редкое оружие во власть мою. После чего Тароп предложил мне взять коня Агриканова, хранившегося в одном потаенном чулане вместе с его. Я согласился воссесть на оного, для сбережения моего коня к лучшим подвигам, нежели к продолжениям пути, и на сем Агрикановом коне приехал я, заперши кладовую мою и отдав ключ от оной слуге моему Таропу, ко двору государя Болгарского, в столичный град его Боогорд.
Ужасное смятение происходило в сем городе. Государь гнал своих подданных, а народ ненавидел своего монарха. Исполин Тугарин Змеевич овладел всею склонностью князя Болгарского. Сей обещал сестру свою Милолику в супружество чудовищу, и на сем только условии оставил оный опустошать царство Закамское. Но я не распространяюсь в повести сего чародейного исполина. Довольно, надеюсь, известна оная вам, пресветлейший князь, ибо я слышал, что княжна Болгарская после похищения досталась в объятия ваши и, разделяя с вами добродетели и скиптр Российский, конечно, возвестила о происхождении и злобе Тугарина. Итак, я донесу только, что если сей исполин оставил опустошать государство князя Тревелия, то произвел оное в нраве сего государя. Он развратил и заразил оный своею лютостью. Народ в государе справедливом и человеколюбивом увидел мучителя и проливал кровь свою, теряя к нему любовь и почтение. Один только страх от исполина удерживал бунт, готовый вспыхнуть величайшим пожаром. Но время сие приближалось с прибытием моим ко дворцу.
Понравился я несказанно Тревелию. Сей принял меня во услужение и, видя склонность мою к
