И она принялась очень ловко раздевать сестру. Буквально через минуту Раиса уже лежала в постели в старенькой байковой ночной рубашке. У нее зуб на зуб не попадал, но взгляд стал осмысленным.
– Девчонки, спасибо вам! Танюшка, скажи тете Любе, пусть чаю мне даст.
– Сейчас, сейчас! – тетя Люба уже стояла в дверях. – Светланчик! Поставь чайник! – крикнула она. – Где это тебя угораздило?
– Она, наверное, простыла, – встряла Мотька.
– А вы кто такие? – поинтересовалась наконец тетя Люба. – Подружки, что ли?
– Ага, подружки! – отвечала Мотька.
– Что-то больно молоды…
– А мы идем от автобуса, – пропустила ее замечание мимо ушей Матильда, – глядим – Рая, сидит на лавке в полной отключке! Еле добились, куда вести!
Я между тем оглядывала квартиру. Средняя московская квартира, совсем не бедная, но и не сказать чтобы богатая. Дверь в теткину комнату была открыта, и там виднелся сервант, весь уставленный хрусталем.
Но тут из кухни появилась женщина с большой кружкой в руках.
– Вот, Любонька, чай! – И она протянула кружку тете Любе.
Я во все глаза уставилась на ее руки. Полные, очень красивые, с длинными, ухоженными ногтями, покрытыми ярким лаком. На пальцах несколько золотых колец. А чуть подняв глаза, я едва не вскрикнула. Воротник белой блузки был заколот брошкой… в виде крокодильчика!
Сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди! Только бы не упустить ее, эту женщину! Подумать только, две из четырех, можно сказать, у нас в кармане. Матильда словно услыхала мои мысли.
– Здравствуйте! – улыбнулась она женщине.
– Ну, здравствуй! – добродушно усмехнулась она. – Как звать-величать?
– Меня-то? Мотя.
– Надо же, Мотя! Какое редкое имя! У меня бабушка Мотя была. Ну а ты? – обратилась она ко мне.
– Я? Настя!
– А я – Светлана Георгиевна.
– Очень приятно.
– Любочка, а что ж ты девочек-то в прихожей держишь? Она совсем растерялась, девочки, не стесняйтесь, заходите в кухню. Может, чайку выпьете?
Интересно, зачем мы ей понадобились? Тетя Люба, похоже, была не слишком довольна. Но возражать не стала.
Мы прошли на кухню, чистенькую, вылизанную, всю в каких-то красных штучках. Чашки красные, кастрюли красные, занавески белые с красными цветами, полочки тоже красные. И лампочка над столом белая в красный горох. Солонка красная, масленка красная.
– Садитесь, садитесь, девочки, – радушно приглашала Светлана Георгиевна.
Когда она на минуту отвернулась к плите, мы с Мотькой переглянулись. Она, конечно, тоже заметила крокодильчика.
– Вот, пейте, девочки!
Она поставила перед каждой из нас по красной кружке с крепким ароматным чаем и красную вазочку с печеньем.
– Угощайтесь!
Просто не воровка, а мать родная! Чудеса, да и только!
– Как хорошо сейчас девочек называют! Мотя, Настя. А в наше время только Светланы, Галины и Людмилы были!
В кухню вошла тетя Люба.
– Уснула Райка-то. Температура у ней – 39,5. Утром врача вызову.
– А у вас аспирин есть? – спросила я.
– Я уж ей дала. Бог даст, к утру оклемается.
– Ей пить побольше надо! – со знанием дела заметила Мотька. – И лучше кислого! Клюкву или лимон.
– Правильно говоришь! – обрадовалась Светлана Георгиевна. – Любаш, у тебя вроде клюква была?
– Есть, я сейчас!
Она достала из холодильника литровую банку протертой клюквы, положила в здоровенную кружку несколько ложек, развела кипяченой водой.
– Давайте, я отнесу! – вызвалась Матильда.
Взяв кружку, она ушла.
– А вы не здешние, девчонки? Что-то никогда я вас не видала? – поинтересовалась тетя Люба, наливая себе чай.
– Я не здесь живу, а Мотя… тут, на Кравченко…
Черт, только бы номер дома не спросили…
– А ты где живешь? – поинтересовалась Светлана Георгиевна.
– Я? На Фрунзенской набережной, – неизвестно почему ответила я.
– На Фрунзенской? Там все больше высокопоставленные живут, – заметила Светлана Георгиевна. – Ты тоже из высокопоставленных?
Тут у меня мелькнула одна мысль. Если все получится…
– Да как вам сказать… Родители мои были высокопоставленные, а теперь… А теперь они…
Я хотела сказать – погибли, но у меня язык не повернулся. Еще не дай бог накличешь беду, как говорит тетя Липа.
– А теперь они уже третий год в Америке.
– Нешто бросили тебя? – ужаснулась тетя Люба.
– Нет, просто мы с бабушкой теперь живем, а они там работают. Деньги зарабатывают.
Честное слово, в глазах Светланы Георгиевны зажегся хищный огонек. Но она тут же его притушила.
– А бабушка у тебя старенькая? – поинтересовалась она.
– Старенькая, – сказала я. Нестаренькая бабушка ей явно не годится.
Тут вернулась Матильда с каким-то странным выражением лица.
– Ну как там Раечка? – спросила Светлана Георгиевна.
– Проснулась, попила кисленького, я ее напоила, а теперь опять спит.
– И хорошо, сном все пройдет, как моя мама говорила, – улыбнулась Светлана Георгиевна. – Скажи, Настенька, а в каком же доме ты живешь на Фрунзенской?
У Мотьки глаза на лоб полезли, но она смолчала, тем более что я успела под столом наступить ей на ногу.
– Дом 44.
– Да? Надо же! У меня там подруга живет, в третьем подъезде!
– А мы во втором! Квартира 47. А как вашу подругу зовут, может, я знаю?
– Подругу? Люся. Людмила Петровна Сидорова.
– Нет, не знаю. Ну, ладно, спасибо за чай, нам пора! – засобиралась я.
Только бы она не пошла вместе с нами, а то внизу ждет Олег.
Но она и не собиралась. Пока мы одевались в прихожей, я услыхала, как Светлана набирает чей-то номер.
– Элечка, ты? Элечка, надо завтра срочно встретиться!
Ни фига себе! Неужто сработало? И как теперь быть?
Попрощавшись, мы с Мотькой выскочили на лестницу. Я сразу поднесла палец к губам. Здесь ни слова!
Мы бегом спустились вниз. Олег поодаль прогуливал Лорда.
– Наконец-то! Я уж обалдел!
Мотька сделала ему знак молчать, и мы решительно направились в сторону автобусной остановки.
Олег сообразил, в чем дело, затолкал Лорда в машину и, выждав немного, выехал со двора. Когда нас
