– Какая Лобаста?
– Да разве вы никогда ее не встречали?
– Нет, не встречали.
– А корову с шишкою на лбу видели?
– Нет.
– А коня с ногами без шерсти?
– Вы, тигр, нам про Лобасту скажите! Какая Лобаста?
– А-а, испугались! Вот она какая Лобаста! Попадете к ней в болото, не спустит. Ростом Лобаста, как эта осина, тело белое, что заячий пух, а ручищи, словно крылье с красным когтем, словит да этим когтем, хоть и нежен он, что костяника, а защекочет до смерти.
– А мы тише тени пройдем, она нас и не словит.
– А жеребенок с соломенными ногами?
– Вы, тигр, все нарочно! Мы жеребенка вашего не боимся!
– Вон и речка, – остановилась росомаха, – ишь берег-то, словно хвоя, когда висит на ней соболь.
– Вы, тигр, так знаете много, научите нас! – уцепились путники за росомаху.
– Чему же я вас научу! Мы тигры – зверь лютый. Ну, учитесь играть, как играет плотва, плескаться, как плещется сиг, метаться, как мечется щука, широко гулять, как гуляет лещ, и будьте бодры, как язь! – и, сверкнув белым зубом, побежала росомаха в лес.
А они пошли берегом.
Подул ветер. Гудело в роще.
Серые улитки подымали рога – смеркалось.
У ивы гусь стоял, вытягивал по-змеиному шею.
– Прощай, гусь лапчатый, ты улетаешь? – прощалась Лейла.
– Улетаю, – прокрякал ей гусь.
– В теплый край!
– За синее море.
– Кланяйся, лапчатый, – не забудешь?
– Буду кланяться, буду.
Гусь полетел: пора собирать гусиную стаю да в путь отправляться – путь длинный за синее море.
Вышли звезды, полетели по небу. Голубое небо усеяно белым серебром – гулянью конца нет. Падают звезды.
Минуло лето, приходит милая осень.
– Лейла, дочь горностая! куда ты все смотришь?
– Ах, Алалей, наша лодка плывет!
– Ты где ее видишь?
– Да там...
– Это не наша, это
– А наша там – там... По углам по кукушке.
Они поднялись на холм. Развели огонек.
Под кленом в огоньке коротают ночь.
«Мышкиной лодки больше не видно, она потонула. И нашей лодки больше не видно, она уплыла в море».
– Тихо дуй, ветер, не качай клена, не буди Лейлу!
«Наша лодка плывет теперь по морю. Выпадет ли счастье на нашу долю или придется нам плыть по середке, не видя конца, не видя берега, идти от волны до волны, не видя конца, не видя берега?»
– Тихо дуй, ветер, не качай клена, не буди Лейлу!
Тихо спит Лейла, руку прижала к сердцу. Рассыпались русые косы. Ей снится, она в белом, как невеста, она сидит за белым столом, как невеста, цветет алою розой.
– Тихо дуй, ветер, не качай клена, не буди Лейлу!
А ветер-голубь хлопает крыльями, а глаза его полны слез: скоро он останется в поле один. Минуло лето, приходит милая осень.
Ведогонь
Заболотела река. Покрыты дерном в поле распашистые полосы.
Скошен луг, убран хлеб, кончен сев, отошла брусника.
И срывал ветер листья с дерев, нес их, колебля, по воздуху; просушив, откатывал, шурша, посторонь осиротелого дерева.
Загружалось листьями озеро.
Золотой кудрявый лес редел с каждым утренником, редел с каждым солнышком. Летала паутина вдоль по лесу, подымалась цепкая до маковки И, скатясь по ветвям, обскочила круг пустынного дерева.
По утрам на заре, промерзая, становилась паутина прозрачней и легче и, свившись червем, качалась в дырявых покинутых гнездах.
Доступила на пегой кобыле дождливая осень. И ушли прощальные ясные дни.
Дождливая сонная осень.
По берлогам звери заснули – им тепло, мохнатым, им все будто лето.
Ветер, гуляя по полю и лесу, шумит на просторе.
И поднялись у берлог Ведогони, стоят, караулят спящих зверей. У каждого зверя свой Ведогонь- охранитель.
Стоять караулить под дождем у берлоги – скучно. И скучно и зябко. От нечего делать Ведогони дерутся друг с другом, – даже до смерти.
Беда: не осилить и покориться! Кончит свой век Ведогонь, и зверь Ведогоня кончит во сне звериные дни.
Так немало зверей погибает в осеннюю пору неслышно.
Ветер все глуше. Ночи длиннее. Зазимье.
Счастливый, – тот, кто родился в сорочке, у того тоже есть свой Ведогонь-охранитель, как у зверя.
Вот, ты, счастливый, заснул, а твой Ведогонь вышел мышью, бродит по свету. И куда-куда не заходит, на какие на горы, на какие на звезды! Погуляет, всего наглядится, вернется к тебе. И ты встанешь утром счастливый после тонкого сна: сказочник сказку сложит, песенник песню споет. Это все Ведогонь тебе насказал и напел – и сказку и песню.
Счастливый, ты родился в сорочке, берегись, коли дрема крепко уводит, – твои дни сочтены. Ведогони драчливы – встретятся, заденут друг друга, и пойдет потасовка, а после, смотришь, и нет одного, какой- нибудь кончил свой век. А ты не проснешься, ты счастливый, ты сказочник, песенник кончишь во сне свои дни.
Так немало счастливых гибнет в осеннюю пору неслышно.
Летавица
Плывучие – ой, нелюдимые – пасмурно замкнуты тучи. Сея, как ситом, тихо падает севень – осенний обложной дождь.
Багряный яхонт – цвет прощальных дней – погаснул. Окончились румяные унывные закаты. Обносит вихорь хвои с сосен. Дрожат обломанные ветви. Обиты, приопали листья.
Печальны поздние отлеты птиц.
Вчера последняя простилась стая. И там, где озеро заволокло травой, в затоне пропела лебедь.
Отошло веселье.
Попрятались за тучи звезды.
Беззвездна, хмура осенняя ночь.
Рлядя на ночь в такую погоду, недалеко уйдешь. Ветер, – все, сколько есть всего ветров, поднялись и звенят. Нет от ветра затулы. И сама терпеливая Найда, хвост поджавши, забилась в конурку, забыла, как тявкать.
Постучались в избушку.
– Я – Алалей. Моя спутница – Лейла.
