пятно красной краски. От этого она выглядела сейчас лет на двенадцать.
Впрочем, ей можно было дать как двенадцать, так и более двадцати. По мнению Люка, она сочетала в себе восторженность ребенка и неотразимую красоту зрелой женщины.
– Ох, это бесполезно. Я не могу работать. Я все думаю о празднестве, которое твои родители хотят закатить в честь нашей свадьбы.
– Не беспокойся, моя хорошая, – улыбнулся Люк. – Приглашены только мои ближайшие родственники и лучшие друзья – всего-то шестьсот человек, не больше.
– Не могу я не волноваться, Люк, – в отчаянии сказала Силвер и бросила взгляд на писанное золотыми тиснеными буквами приглашение, которое лежало рядом с ее набором красок. – Я не знаю, как себя вести на таких приемах, что надеть.
– Надень это. – Люк вынул из кармана коробочку. Внутри оказалось ожерелье из розового жемчуга, украшенное роскошным изумрудом в сорок каратов.
У Силвер перехватило дыхание.
– О Люк! Но я не могу!..
– Ты должна, дорогая моя. Теперь это по праву принадлежит тебе, ты ведь моя жена. Звезда Цейлона всегда переходит к жене старшего сына. Я слышал, что когда-то рядом с этим изумрудом красовался еще и безукоризненный рубин в сорок шесть каратов, который раньше был глазом статуи древнего языческого божества. Но на этом камне лежало проклятие, поэтому отец моего отца отослал его со слугой в ту деревню, откуда он был похищен. – Взор Люка стал суровым. – Увы, с тех пор от этого слуги не было ни слуху ни духу. Мы часто гадали, что стало с глазом Шивы. Но не буду больше докучать тебе историей своего рода. Попрошу только об одном одолжении: надушись сегодня «Мильфлером», любовь моя.
Силвер улыбнулась, вспомнив про флакончик «Мильфлера», что стоял на ее туалетном столике.
Скоро выпустят новую партию этих духов, изготовленных из цветов драгоценных семян лаванды, которые вернул ей Люк той ночью в Лэвиндер-Клоузе. Эта лаванда будет цвести для их детей и внуков как знак неувядающей любви, пронесенной через поколения.
– Конечно, – прошептала она.
– Даже когда званый прием закончится, – негромко произнес Люк, – не душись ничем, кроме «Мильфлера».
У Силвер снова перехватило дыхание. Так происходило всегда, когда он выражал свою любовь к ней. Она знала, что ей крупно повезло, и поклялась, что сделает все, чтобы он был счастлив. Если бы только его родители не пригласили сегодня столько народу!
– Но, Люк, я не знаю даже, что мне говорить!
– А ты говори с ними о духах и очаруешь их так же, как и принца-регента. Он, кстати, тоже обещал быть.
Силвер вздохнула:
– Ладно, думаю, я справлюсь. – Нахмурившись она взглянула на свою картину: – Тебе не кажется, что здесь слишком много красного цвета?
Он ничего не ответил.
– А?
– Хм-м... – произнес Люк. Он подошел поближе и обнял Силвер за талию. Сегодня от него исходил аромат бергамота, гиацинта и дубового мха.
Он тоже вдыхал ее лавандовый запах, ее безудержную жажду жизни и не переставал благодарить Бога за то, что три месяца назад их свело странное стечение обстоятельств. Силвер пахла, как благоухает весной Норфолк. Такие ароматы источает Булонский лес в июне, а Тоскана осенью.
Он еще свозит ее в эти места и будет смотреть, как она рисует, как освещает все вокруг своей красотой.
Все в свое время, конечно. А пока Люку и так забот хватает. Он не спеша развязал атласную ленту, украшавшую ее пояс.
– Думаю, чрезмерно насыщенные цвета. Даже жарко. Слишком... много красного.
Его легко двигавшиеся пальцы слегка задели ее полную грудь.
– Чересчур много красного?.. – вздохнула Силвер. Ее прерывистое дыхание возбуждало Люка. Ему хотелось знать, чувствует ли она такую же страсть, что и он.
– Боюсь, что так. – Его загрубелые пальцы притронулись к ее нежным соскам, которые уже затвердели. – Очень мило. Но не в меру яркие цвета.
Силвер резко повернулась к нему. Ее золотисто-зеленые глаза сверкали гневом.
– Непомерно яркие цвета! А вчера ты сказал, что...
В ответ Люк улыбнулся невинной улыбкой:
– Крыши, моя дорогая. Они немного непропорциональны по отношению к площади. Взгляни-ка сама.
Силвер нахмурилась и внимательно посмотрела на яркое полотно.
– Было очень трудно уловить перспективу. Да и к тому же это вино, что твои родители заставили меня выпить за обедом...
– Они любят тебя и хотят, чгобы ты была счастлива, Солнышко. В недостатке заботливости их обвинить нельзя.
