– Удивляюсь, как они и вчетвером-то с вами справились, – заметил старик. – После этого ваш отец разослал людей по всей Англии на поиски. День за днем он отсылал письма, в которых предлагалось огромное вознаграждение за любые сведения о вас. А ваша матушка, герцогиня...
– Перестаньте! Не желаю ничего слышать. Не хочу об этом знать, черт бы вас побрал! Все это было очень давно. Теперь они для меня словно умерли!
– Но они живы. Можешь лгать, сколько хочешь, мне и Силвер, мальчишка, но самого себя ты обмануть не сможешь.
Люк стиснул зубы. Видно было, как напряглись мышцы на его подбородке.
– Да что вы об этом знаете? Вам не понять.
– В таком случае почему бы вам не объяснить мне?
Люк прикрыл глаза. Он осторожно поглаживал теплый шелк волос Силвер.
Какое же это блаженство! Рай на земле.
Да, это и есть счастье: прижимать ее, спящую, такую теплую, к груди. Слышать ее тихое ровное дыхание. Ждать, когда она проснется, откроет глаза и улыбнется ему своей обворожительной улыбкой.
Рай, ворота в который для него закрыты навеки.
Не говоря ни слова, даже не открывая глаз, Люк вынул свою здоровую, не забинтованную руку из-под головы Силвер, закатал шерстяной рукав и белую манжету.
Видно было, как натянулась кожа над его вздувшимися мускулами. На руке его были заметны два параллельных белых шрама. Между ними киноварью был изображен загадочный зверь, поднявшийся на задние лапы, – наполовину лев, наполовину орел.
– Скажите, что вы видите? – неожиданно спросил Люк.
– Сильную руку. Шрамы. И какую-то татуировку. – Тинкер нагнулся поближе. – Никогда такой не видал.
Люк грустно усмехнулся:
– И неудивительно. Такого не увидишь на норфолкской ярмарке. – Затем голос его стал жестче. – Это особое клеймо. Его ставят лишь при алжирском дворе. Только личным телохранителям хозяина дозволяется носить такое клеймо. – Пальцы его сжались в кулак. – Для того чтобы удостоиться этой высокой чести, нужно убить человека. – Слова «высокой чести» он с презрением процедил сквозь зубы.
– Господи Боже мой! Так вы были в Алжире? – Тинкер уставился на него во все глаза. – Теперь ясно, почему вас нигде не нашли.
– Да, не многим сыщикам с Боу-стрит довелось побывать к востоку от Гибралтара, – горько заметил Люк.
– Но как же... кто...
Люк, потупившись, любовался Силвер. Выражение его глаз нельзя было прочитать за опущенными ресницами.
– Сегодня вы от меня больше ничего не услышите, Джеймс Тинкер, – тихо произнес он. – Мне пора. Скоро рассвет. Днем знаменитым разбойникам опасно показываться. – Он рассмеялся, не отводя глаз от прядки каштановых волос, упавших ему на запястье. Потом лицо его стало серьезно. – Куда ее можно положить?
– Отнесите Силвер в ее комнату.
Люк недоуменно взглянул на слугу:
– Вы настолько мне доверяете?
– Да уж, доверяю. Я вам сразу поверил, еще до того как понял, что вы Деламер.
Сердце Люка захолонуло.
– Думаю, она не поблагодарит меня, когда проснется в спальне. И вам тоже спасибо не скажет, – вполне серьезно добавил он.
Тинкер в ответ лишь улыбнулся:
– Может статься. Но женщины всегда так: говорят одно, а думают совсем другое.
Люк на это ничего не ответил. Когда он нес спящую девушку в спальню, слова Тинкера не давали ему покоя.
Он положил Силвер на кровать в ее комнате, залитой лунным светом. Она все еще обнимала его рукой за шею, словно никак не хотела отпускать.
Люку пришлось осторожно, один за другим, расцепить ее пальцы.
Потом он еще долго стоял, не в силах отвести глаз от ее бледного лица, от рассыпавшихся по подушке волос, которые при этом свете казались почти бордовыми, цвета бургундского вина.
Такая красивая. И отважная. Юная.
Нет, им не быть вместе. Ее спутником станет какое-нибудь невинное существо, кому не довелось испытать жизненных тягот. Кто-нибудь надежный, мирок которого состоит из незатейливых развлечений вроде игры в пикет и охоты да выездов в сезонную резиденцию на Беркли-сквер.
Словом, такой человек, каким был Люк всего пять лет назад.
Никогда он больше не станет прежним беззаботным юнцом.
Наконец он вышел из спальни Силвер. Лицо его было непроницаемо.
