Город постепенно затихал. Реже появлялись кареты, совсем прекратился шум шагов. На огромный город, каким был Лондон, опустилась тихая ночь.
Девлин сидел в своем кабинете и смотрел на затухающий огонь в камине. Он не мог ни спать, ни планировать свои дальнейшие шаги. Он мог думать только об Алексис, видел испуганное личико. И это сводило его с ума.
В кабинет тихо вошла Индия.
– Я не могу заснуть.
Торнвуд указал на стул возле себя.
– Я тоже. Выпьешь шерри?
Она кивнула, но когда он принес ей рюмку, она ее не взяла, а лишь посмотрела на него испуганными глазами.
– Девлин, ты думаешь, что они…
– Не надо. Нельзя думать о самом худшем. Хотя последние два часа только этим и занимаюсь. Индия, я знаю, что не имею права спрашивать об этом, что я даже думать об этом не должен, но… – В его взгляде она прочла невыразимую муку. – Как ты думаешь, мы могли бы… то есть могла бы ты…
– Скажи, Дев. Скажи, чего ты от меня хочешь. – Она не собиралась облегчать ему задачу, особенно сейчас, когда между ними было столько недосказанного. На этот раз он должен все сказать прямо, чтобы у нее не возникло никаких вопросов.
– Ты могла бы остаться со мной? Только сегодняшнюю ночь, Индия? Как моя жена и моя любовь? Это единственное, что поможет мне не сойти с ума до утра.
Она могла бы. Она положила руки ему на плечи, и он ощутил тепло ее тела.
Не думать. Ни о чем не думать и ничего не вспоминать. Только прикоснуться к ее коже – нежной, как лепестки роз.
Ее руки дрожали.
Господи, он тоже дрожит.
Он крепко зажмурился при первом ее прикосновении. Если он очень постарается, может, ему удастся вытеснить из головы мысли об Алексис – маленькой испуганной девочке, сидящей где-то в темноте.
Но он никогда не сможет этого забыть. Из груди его вырвался глухой стон.
Индия прижала его к себе. Неужели она снова его потеряет? Нет! В те месяцы бесконечного отчаяния после Ватерлоо она научилась выживать.
– Ну же, Девлин. Заставь меня вспоминать. Пусть время повернется вспять, и снова будет весна и земля, устланная лепестками роз.
– Ты веришь э меня? Ты всегда в меня верила, – удивленно сказал он. – Даже когда я не верил в самого себя.
– Это фамильная черта Деламеров – верить в людей.
Она начала расстегивать его рубашку.
И Девлин Карлайл сдался.
Они были слишком возбуждены, чтобы осторожничать. Она опустилась на пол и увлекла его за собой. Он обнял ладонями ее лицо и, заглядывая в глаза, спросил:
– Индия, ты, правда, этого хочешь?
– Пожалуйста, Дев, – прошептала она.
Не спуская с него взгляда, она нащупала его твердую плоть и сжала ее в ладони.
– Господи, женщина. Я только надеюсь, что ты не пожалеешь. – Он просунул пальцы во влажную глубину ее лепестков и гладил ее до тех пор, пока она не содрогнулась. – Скажи, что не пожалеешь.
– Я… О! Дев…
Он навис над нею. Его тело в свете камина блестело, словно кованая медь. Только когда он почувствовал, что ее тело напряглось от желания, он раздвинул ей ноги.
Боже, как он ее желал.
Как она была нужна ему.
Но ему надо было убедиться в том, что и он ей нужен.
А она, зажав его плоть, выгибалась ему навстречу, сжимая кулаки.
– Ну же, Дев. Давай, или я…
Торн закрыл глаза и почувствовал, как она обнимает его своими длинными ногами.
– Еще крепче, Индия, – прохрипел он. – Не жалей меня. Не жалей нас. Только не сегодня, принцесса. Сегодня ты мне нужна дикой и необузданной.
Ее ногти впились ему в плечи. Охваченная жарким ритмом страсти, она позабыла обо всем на свете.
Это не было нежным совокуплением. Они слишком хорошо знали друг друга. Сегодня каждое прикосновение было грубым, каждый поцелуй – отчаянным. Не было ни нежных слов, ни приглушенного шепота – одно лишь безумное желание прикосновения разгоряченных страстью тел.
