непостижимым образом удавалось соответствовать каждому движению его, каждому мимолетному чувству, и он видел, он знал, он ощущал, что ей было тоже хорошо с ним. И от этого оставалось странное двойственное впечатление, словно тебя ведут за руку, все время ведут, но ведут именно так, как ты сам того хочешь.
И он вдруг вспомнил, как однажды – из чисто дружеских побуждений – с ним провел бой чемпион Европы Юрий П. Превосходство Юрия было колоссальным. Женька знал это, но не чувствовал совершенно. Если он вдруг раскрывался, Юрий не бил, а лишь обозначал удар, и Женька запоминал ошибку, но оставался уверен, что в последний момент все-таки сам, именно сам, сумел уйти от удара. А ударные комбинации Женьки Юрий подчеркивал, легонько, едва заметно подыгрывая ему и смачно натыкаясь на хлесткий джеб или быстрый и точный хук. И все это дарило изумительное ощущение собственной силы и мастерства, но где-то в глубине сознания горьковатым привкусом обиды, не переставая, сочилась мысль: «Обман, обман, обман…»
Что-то подобное было и теперь. Ли до такой степени совершенно владела своим телом, что мастерства ее с лихвой хватало на них обоих. И это было прекрасно. Это было восхитительно. И это же было обидно. «Обман, обман», – стучало в мозгу. Но не хотелось верить.
И он придумал для себя другое объяснение: «Она любит меня. Она меня любит!» И он повторял эти слова вновь, вновь и вновь…
11
Они лежали утомленные, не одеваясь, лень было даже встать и пойти в душ.
В голове у Женьки внезапно с удивительной четкостью проступили вопросы. Вопросов было много, и Женька выбрал главный:
– А где ребята?
– Чернов спит в соседней комнате, а Эдик и Цанев в разных номерах с женщинами. Любомиру я сама подобрала подружку.
Некоторое время Женька переваривал эту информацию. Потом спросил:
– Так значит, ты уже разговаривала с ними?
– Разговаривала! – хмыкнула Ли. – Вы все укушались в сосиску, задавали массу совершенно идиотских вопросов. Особенно Цанев.
– А я?
– Да и ты что-то вякал.
Женьке стало совестно. Ничего себе, гости из прошлого!
– Слушай, Крошка, мы же были нужны тебе для чего-то. Так?
– Так. Вы мне и сейчас нужны.
– Зачем?
Она помолчала.
– Ты не поймешь, если я просто отвечу. Тут надо начинать с азов.
– Ну так и начинай с азов.
– Я думаю, – сказала Ли. – Я думаю, как начать. Это очень сложно, зайчик.
– Почему зайчик?
– Не знаю, по-моему, ты похож на зайчика.
– Ради Бога. Хоть на крокодильчика. Только расскажи мне, как вы тут дошли до жизни такой.
– Погоди, – Ли вдруг помрачнела. – Это очень долгая история. У нас может не хватить времени.
– А мы куда-то спешим? – удивился Женька.
– Нет, но я боюсь, что очень скоро нас поторопят.
– Кто?
– Кто? – она призадумалась на мгновение. – Люди Кротова.
Женька не знал, кто такой Кротов, хотя где-то и, кажется, даже не раз уже слышал это имя, но от этой новости пахнуло родным и знакомым духом двадцатого века. Придут, скрутят, доставят пред светлые очи большого начальника, допросят по форме, может быть, даже будут бить. Но все это, в сущности, не страшно. Потому что понятно. Потому что знакомо. А по-настоящему страшна только холодная жуть неведомого и, быть может, непостижимого, с которым здесь им пришлось столкнуться лицом к лицу.
– Кротов – это ваш… – Женька замялся, – хозяин?
– Н-ну, в каком-то смысле. Игнатий Кротов – председатель партии зеленых.
– А партия зеленых – это правящая партия?
– Да. То есть, нет. Погоди. Это дурацкий вопрос. Ты меня сбиваешь.
Я хотела что-то сказать. Да!
Она поднялась и подошла к столу. Взяла еще один стакан похмелина из своей «обувной коробки», предложила Женьке, он взял; потом нажала кнопочку, и коробочка съежилась до первоначального размера (стала величиной эдак с ластик), при этом из нее вырывался плотный, но постепенно ослабевающий поток воздуха. Из сумочки Ли извлекла еще три таких же предмета разных цветов, собрала их в кулак и, сказав: «Не ходи за мной», – вышла из комнаты. Вернулась она тут же, но уже без этих штучек, и Женька не стал любопытствовать, куда они девались, он просто спросил:
