они, и забудут родной язык, и дети их станут русскими, и внуки, и правнуки, но одна из правнучек сохранит родовое имя Варли и сделает его однажды вновь знаменитым, потому что будет она великой артисткой, известной на весь мир, но судьба ее сложится в итоге как-то неправильно и печально… Слово «артистка» в древневаллийском языке напрочь отсутствовало, поэтому жонглер использовал латинский термин, и для объяснения его смысла потребовался в силу бестолковости автора длиннейший пассаж, целое лирическое отступление об эллинском театре, так что после этой корявой искусствоведческой лекции, кажется, уже никто в зале не в силах был ни восхищаться грядущей знаменитостью – русской артисткой Варли, ни сочувствовать ей.
И вот когда все присутствующие наелись досыта заупокойных пророчеств Варли (никто, кстати, так и не понял, в чем же величие этой истории), от самой двери поднялся нищий старик с выцветшими, мутными глазами и пошел прямо к трону.
– Однажды я уже прерывал тебя, менестрель Варли, – проскрипел он громким противным голосом, – но это было в другое время и в другом месте. Позволь, я прерву тебя здесь и сейчас. Дай мне твою арфу.
– Да кто ты, юродивый, откуда ты?! – воскликнул король Марк.
– Верно, властитель Корнуолла, сегодня я просто юродивый, но раньше был знаменитым менестрелем. Как звали меня? Ах, зачем вам мое имя сегодня! У меня уж и голоса не осталось… Вот только руки-то помнят, руки все помнят. Я могу сыграть. О мой король, вели ему дать мне арфу. Совсем ненадолго, и я не обману ваших ожиданий. Я вам сыграю ту самую мелодию, с которой через тысячу лет русская артистка по имени Варли объедет весь свет и станет знаменитой. Дай мне арфу, менестрель.
И король Марк кивнул, а уэльский жонглер дал юродивому арфу, И тогда старик заиграл. Это была «Песенка о медведях». И в зале сделалось так тихо, бароны как будто даже жевать перестали, вслушиваясь и пытаясь понять, в чем дело. Ведь однажды звонкая легкая мелодия середины двадцатого века уже звучала под этими сводами, лет восемь назад. И возможно, многие, кто пережил эти годы, вспоминали сейчас свои тогдашние ощущения, свои прежние мысли. Во всяком случае, король Марк определенно узнал очаровавшую его когда-то песенку. Смежив веки, он притопывал легонько носком правой ноги, и тихая улыбка блуждала по его лицу.
А Изольда поняла враз: это Тристан. Но в ту же секунду и усомнилась: не может быть! Страшен, как смертный грех, и стар до безумия. То ли гримерное искусство Будинаса – само совершенство, то ли песни Александра Зацепина умеют теперь исполнять уже едва ли не все менестрели Уэльса, Корнуолла и Альбы. Не бред ли это?
А потом мелодия смолкла. И юродивый проскрипел:
– Я вижу, вам понравилась моя музыка.
– О да, – не возражал король.
– А тебе, прекрасная королева Изольда?
– О, безусловно, игра твоя великолепна, менестрель!
– Спасибо, миледи. Тогда из уважения к моему мастерству выслушайте меня, пожалуйста, о славные правители Корнуолла.
– Говори, юродивый, говори.
– О мудрейший и добрейший из мужей Логрии, о прекраснейшая и милосерднейшая из жен Британии и Ирландии, никого и никогда не любил я сильнее, чем вас двоих. И это истинная правда, а не заученный комплимент верноподданного корнуолльца. И вы питали ко мне нежные чувства раньше, да вот забыли об этом. Не беда, король, не беда, королева. Сегодня я напомню вам все. Я ведь пришел именно за этим. Собственно, я пришел к тебе, Марк.
– С чем же ты пожаловал, дружок? – поинтересовался Марк ласково.
– С предложением. Давай меняться. У меня есть сестра. Не Бог весть что, конечно, но молодая здоровая девка, она там сейчас внизу с солдатами воркует. Хочешь, кликну? А у тебя есть жена – твоя Изольда. Она уж, поди, надоела тебе. Так и отдай королеву мне, а взамен бери сеструху мою. Попробуешь – может, и понравится.
Шутка была очень грубая, но королю почему-то пришлась по вкусу, и он спросил со смехом:
– Куда же поведешь ты королеву, помешанный старик, если я соглашусь и отдам ее тебе?
– О мой король, если бы ты только знал! Я уведу ее в далекую и прекрасную страну, на остров вечно живых, что находится между землею и небом, я уведу ее в высокий дворец из белого мрамора, который всегда подсвечен розовато-золотистыми лучами восходящего солнца, и волшебная, чарующая музыка будет вечно звучать для нас…
– А этот полоумный складно поет! – выкрикнул кто-то из баронов. – Прислушайтесь! Он же просто мастер на красивые слова. Пусть дальше рассказывает!
Но король остановил юродивого жестом:
– Скажи-ка, дружок, а с чего это ты решил, будто королева согласится пойти с тобою вместе? Неужели надеешься, что полюбит тебя, такого старого и безобразного? Она ведь королева, дружок, она и отказать может.
– Нет, мой король, она не сумеет мне отказать. Потому что меня зовут Тристаном. Мы любили друг друга и будем любить всегда. Изольда и я – Тристан Лотианский, Тристан Исключительный. Запомни это, Марк.
Новая шутка юродивого оказалась еще более дурацкой и грубой, но король был как будто готов к таким словам. Он только голову набок наклонил и поднял руку, прося тишины, ведь по залу в ответ на дерзость прокатился нерешительный смех пополам с гулом недовольства.
И тогда неожиданно закричала Изольда:
– Прочь отсюда, мерзкий старикашка! Как ты смеешь произносить такие бесстыдные речи в моем присутствии? Это низко и подло – пересказывать гадкие и давно забытые всеми сплетни.
А помешанный не унимался:
– Ох, неправда твоя, королева Изольда! Какие же это сплетни? Это все быль. Разве не помнишь ты
