только есть, но даже пить. Еще через двенадцать часов у него так и не появилось желания ни есть, ни пить, ни спать – ничего! А еще через двадцать четыре часа, просидев почти все это время в темноте и размышляя, он понял, что больше у него не будет никаких плотских желаний отныне и присно, и вовеки веков. А за стенками эллипсоида едва уловимо шевелилась непонятная жизнь, и было почему-то такое чувство, что эллипсоид растет, хотя на глаз он совершенно не изменялся, и Касьян знал почему: потому что он растет вместе с эллипсоидом. Как это можно было чувствовать, Касьян объяснить не мог. Касьян многого не мог объяснить в своем теперешнем положении, но в главном его гипотеза подтверждалась: он находился в центре эмбриона, псевдоэмбриона, как он назвал его, и отделенный от всего мира прозрачной стенкой загадочного эллипсоида, Касьян оказался вне времени, то есть в его организме приостановились все процессы, кроме высшей нервной деятельности. Сердце, впрочем, билось, как всегда, и дыхание было, но потребление кислорода упало почти до нуля, приборы показывали, что Касьян выдыхает практически тот же состав атмосферы, который вдыхает. А снаружи, судя по всему, жизнь текла в своем обычном темпе.
И капитан Пролеткин вычислил, что срок его заключения равен, таким образом, девяти месяцам. Подобно Сервантесу, он решил не терять времени. У великого контактеро было о чем поведать миру, и за долгие месяцы заключения пустой бортжурнал от корки до корки покрылся ровным убористым почерком. Так родились знаменитые «Внутриутробные записки капитана звездной разведки Касьяна Пролеткина».
А пока Касьян писал, время от времени гася свет и укладываясь спать, хотя спать ему совершенно не хотелось, он не уставал физически, просто боялся сойти с ума от девяти месяцев непрерывной литературной работы – так вот, пока он писал, эмбриональные процессы шли полным ходом. Эллипсоид перестал быть эллипсоидом, прозрачная пленка вокруг Касьяна причудливо изменяла свои очертания в полном соответствии с картинками из учебника биологии, пройдя путь от хвостатого головастика до обезьяноподобного существа. На соответствующем этапе возникла пуповина, и по ней побежала кровь, и Касьян увидел, что прозрачные стенки его каземата двухслойны и что, растекаясь между слоями, кровь медленно растворяется в пустоте. Шли месяцы, и за пять дней до рассчитанного Пролеткиным срока, когда он, еще не завершив последнего рассказа, уже начал писать на обложке бортжурнала, ибо чистых страниц больше не было, литературную деятельность пришлось прервать: начались родовые схватки. Псевдоэмбрион трясло и бросало, и твердые предметы, извлеченные Касьяном из рюкзака, сыпались в беспорядке со всех сторон и понаставили ему шишек и синяков, так как впервые это началось во время сна. И пришлось собрать все эти вещи, рюкзак закинуть за плечи и в томительном ожидании, нарушаемом головокружительными падениями, сидеть и смотреть по ту сторону прозрачной силовой пленки. Касьян уже понял, что это не вещество, а просто силовое поле, идеально изолирующее его от организма, в который он помещен. И через пленку поля он увидел, как схлынула окружавшая эмбрион жидкость и устремилась в темный узкий туннель, и стенки поля стали сжиматься, теряя форму младенца, а вход в туннель расширился, и Касьяна увлекло в него, и тогда поле исчезло, и Касьян задохнулся и зажмурился от внезапно навалившихся запахов, звуков и ощущений и, помогая себе руками и ногами, рванулся наружу.
Роженица кричала, а Касьян выскочил мокрый, радостный, отфыркиваясь, сбросил рюкзак, выхватил из кожухов свое космическое оружие и салютовал в потолок. Медсестры попадали в обморок, врач метнулся к склянке с фомальгаутским спиртом, а роженица приподнялась на локтях и увидев Касьяна, деловито отряхивающего скафандр, сразу перестала кричать, улыбнулась и проговорила:
– Ой, какой хорошенький!
– Здравствуй, мама! – сказал Касьян.
Мама была совсем молодой – лет семнадцать, не больше.
– Здравствуй, сынок, – ответила она.
Сестры лежали на полу не двигаясь, врач, уже глотнувший спирта, обалдело смотрел на происходящее и тоже не решался пошевелиться.
– Как вас зовут, мама? – спросил Касьян.
– Пролеткина Мария Ивановна, – солидно ответила юная роженица.
– Что?! – заорал Касьян, и в этот момент мир вокруг него стал стремительно уменьшаться. Черпая энергию из надпространства, капитан звездной разведки вместе со своим рюкзаком вырос до нормальных размеров, лихо спрыгнул с постели и вопросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Да вы знаете, кто я такой?!
– Знаю, – ответил врач, уже пришедший в себя. – Вы – контактеро первого класса Касьян Пролеткин. Но эта девочка не ваша мать. Просто случайное совпадение.
– Славу богу, – выдохнул Касьян.
Хотя роженица была совсем не похожа на его мать, в какой-то момент Пролеткин действительно испугался, что заброшен в прошлое.
– Простите, а в каком смысле Мария Ивановна девочка? – Спросил Касьян, удивленный таким обращением к женщине в родильном доме.
– В самом прямом, – сказал врач. – Она девственница.
Касьян оглянулся на свою юную мать и, увидев, как она вопреки всякой логике стыдливо отвернулась, прикрываясь руками, ощутил такой прилив нежности, что даже врач не мог не заметить, каким неотрывным влюбленным взглядом смотрит знаменитый звездный капитан на свою новую маму – очаровательную Машу Пролеткину.
– Царь Эдип вам кланялся, – с сарказмом проговорил врач.
