Я только почему-то знал наверняка, что я – именно я! – обязательно замечу. Но, признаюсь вам честно: вот уж о чем не мечталось никогда, так это принимать удар на себя. Роль мессии с самого детства не казалось мне привлекательной. Роль творца – да, но не мессии.
А меж тем приближение Нового года давило на психику с неуклонно возрастающей силой.
Ну и черт с ним! Я думал о сериале, исключительно о сериале.
Могучая машина большого кино была запущена на всю катушку, и я догадывался, что съемки начнутся теперь даже без всякого моего участия. Я мог вообще не присутствовать там, хватило бы и дежурных сценаристов, тем более что ребята подобрались профессиональные и понимали своего хэдлайнера, то есть меня, с полуслова.
Где-то примерно в ноябре или в начале декабря я вдруг понял, что просто должен уйти в сторону. Тогда и роман закончу, и мир спасу, а если и не спасу, так хоть избавлю себя от почетной обязанности вкалачивания в его гроб последнего гвоздя.
Чем ближе было к торжественному моменту начала светопреставления, тем опаснее становилось лично для меня заниматься чем бы то ни было активно. Я безошибочно чувствовал это своим теперь уже сверхчеловеческим чутьем. (Клянусь вам, когда пьешь целый год не просыхая, чутье становится именно сверхчеловеческим).
И я нашел выход. Я решил встретить пресловутое время «Ч» в полностью бессознательном состоянии. Еще недели за две до праздников я снова начал пить, планомерно наращивая дозы, с тем чтобы в «точке ноль» на вселенской оси достигнуть того блаженного состояния, в котором само понятие времени растворяется и превращается в полнейшую бессмыслицу. Я так и сделал.
Вот только было одно маленькое «но»…
Числа двадцатого декабря я понял, что дозрел до создания финала. Мысли какие-то забрезжили, из унавоженных алкоголем мозгов, ветвистыми ростками полезли целые фразы, еще плохо связанные друг с другом, но уже вполне симпатичные. Для полного счастья потребовалось не пить три дня, в течение которых я внимательно перечитал вторую часть своей книги.
Что ж, прочтите, пожалуй, и вы ее.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗАГОВОР ПОСВЯЩЕННЫХ
Незаконченный роман Михаила Разгонова
Не время спорить о природе огня для тех, кто действительно находится в горящем пламени, но время спасаться из него.
Глава первая
НАЧАЛО ОТПУСКА
Симон Грай зажмурился, стиснул зубы и резко опрокинул на себя пластиковый ушат с ледяной водицей. Кто-то рассказал ему, что для здоровья так полезней, чем залезать под тривиальный душ, и он уже месяц проделывал это ежеутренне. Что удивительно – каждый раз было словно впервые: и страх, и удовольствие. Всякий знает, как нелегко заставить себя встать под холодные струи, например, с жуткого недосыпа или похмелья: тело вздрагивает от первых же капель, ноги сами собой шагают назад, а отступать-то некуда, и трясущиеся пальцы уже непроизвольно крутят вентиль горячей воды: потеплее, только бы потеплее… «Метод ушата» выручал и в такой ситуации – секундное напряжение, и ты опять как новенький. И настроение праздничное. Как вчера.
А вчера погуляли хорошо. Его уход в отпуск совпал с кануном Дня Империи, и все офицеры отдела от души нагрузились, начав патриотично с «Русской рулетки», а заканчивая басурманскими лонгдринками: «Бифитер» с тоником, «Джонни Уокер» с содовой, «Бакарди» с колой… Так что сегодня голова трещала не только у Симона. Да кто ж теперь этого боится? Некоторые, говорят, специально перебирают, чтобы наутро, глотая таблетки хэда, ловить вторую серию кайфа – медленно смаковать уходящую боль. Симон такой слабостью не страдал, но понять людей мог. Теперь он уже задумывался о здоровье, а по молодости лет, когда чудодейственных таблеток еще не изобрели, сам любил иной раз надраться до поросячьего визга именно для того, чтобы утром было плохо и оставалась возможность «поиграть в алкоголика» – хлопнуть подряд пару рюмок доброго коньяку, расслабиться и вдумчиво прочувствовать, как отступают перед волшебным напитком озноб, тошнота, тяжесть в голове. Потом, конечно, все возвращалось, пусть в разбавленном, но ведь и в омерзительно растянутом по времени виде – коньяк не был лекарством, если, конечно, ты не уходил в запой. Но это уже о другом.
А вот хэд, хэдейкин, побеждал боль сразу и навсегда, причем любую головную боль: отравление, переутомление, стресс или травма – неважно.
Но до чего ж неудобное слово – хэдейкин! Так и хочется поставить ударение на втором слоге, чтоб получилась смешная еврейская фамилия Хэдейкинд, а следует – на третьем. Говорят, в начале вообще хотели по-немецки лекарство назвать – копфшмерцин. Это было бы еще похлеще. А вообще-то памятник надо ставить изобретателю этой штуки. Впрочем, ему, кажется, и поставили, на родине, в Питере. Точно, вспомнил, на проспекте Обуховской обороны.
Борис Шумахер. Он же не только хэд изобрел – там вообще целая революция была в фармацевтике. Ох, много что-то революций пришлось на те годы. И опять именно северная столица сделалась «колыбелью» – забавно!
«Давно я не был в Питере, – подумал Симон. – Слетать, что ли, на пару дней?»
И тут зазвонил телефон. Не успев толком растереться, Грай совершенно голый прошлепал в комнату, роняя капли с мокрых волос, и, не без труда разобравшись, откуда звон, нашарил трубку в сугробах смятого белья на полу.
«Шустрая вчера попалась девчушка!» – мелькнуло в голове.
– Слушаю, – сказал он, привычным движением мизинца включая запись.
Но записывать оказалось нечего. Абонент подышал и дал отбой. Праздничное настроение сразу испортилось. Начальнику отдела убийств криминальной жандармерии города Кёнигсберга штабс-капитану Граю так просто в трубку дышать не станут. Вчерашняя девчонка звонить не могла: он ей и телефона-то не оставлял. Да и вообще: хотелось ей пикантного приключения с солидным жандармским офицером – она его
