стебель», заключается в том, что колониальная станция соединяется с Землёй через этот самый пучок тросов, часть которых мы видим в окне, оснащённых подъёмными платформами. На одной из них мы сейчас и находимся.
Гарри провёл линию, изображающую трос, и маленький квадратик, обозначающий нашу платформу.
— Так вот, подъёмники на этих тросах не должны достигнуть скорости убегания — в этом случае они выходили бы на околоземную орбиту, как это делают грузовые ракеты. Для нас это хорошо, потому что нам не приходится добираться до колониальной станции, чувствуя себя при этом так, словно на груди стоит слон. Пока что все просто. Хитрость заключается в том, что «бобовый стебель» не подчиняется тем правилам физики, по которым растут бобы на земле. С одной стороны, — Гарри продолжил линию от колониальной станции до верха страницы, — колониальная станция не имеет права находиться на конце троса. По причинам, связанным с соотношением масс и орбитальной динамикой, нужно предполагать, что трос должен тянуться ещё на десятки тысяч миль за ту точку, где находится станция. Без этого противовеса система окажется непредсказуемо нестабильной и, следовательно, опасной.
— А вы, значит, хотите сказать, что она неопасна? — подначил я собеседника.
— Она не только не нестабильна, а вообще, вероятно, является самым безопасным средством передвижения из всех, какие когда-либо были изобретены, — сказал Гарри. — «Бобовый стебель» непрерывно используется в течение столетия с лишним. Колонисты всегда отправляются из одного- единственного пункта. Ни разу за все эти годы не было ни какого-нибудь несчастного случая, ни отказа техники. Лишь однажды, сорок лет назад, на «бобовом стебле» прогремел взрыв, но это оказалось диверсией, никак не связанной с физической структурой самой системы. Конструкция не менее стабильна, чем в тот день, когда её построили. Но согласно базовым принципам известной у нас физики, так быть не должно.
— Так что же всё-таки его поддерживает? — спросила Джесси.
Гарри снова улыбнулся.
— В этом и заключается весь вопрос.
— Вы хотите сказать, что не знаете этого? — продолжала наступать Джесси.
— Не знаю, — согласился Гарри. — Но это само по себе не должно представлять ни малейшей причины для тревоги, потому что я всего лишь школьный учитель физики. Вернее, бывший учитель. Однако, насколько мне известно, никто другой точно так же не имеет мало-мальски ясного представления о том, как эта штука работает. Во всяком случае, на Земле. Очевидно, в Союзе колоний об этом знают.
— Но как же такое может быть? — спросил я. — Помилуй бог, этот лифт действует уже целый век. И неужели никто не потрудился выяснить, как же он на самом деле работает?
— Конечно пытались. Причём все эти годы вокруг «бобового стебля» не было никакой особой тайны. Когда его только начали строить, многие правительства и, конечно, пресса настаивали на том, чтобы им сообщили, как система действует. Союз колоний ответил: ради бога, выясняйте. И на этом разговоры закончились. В физических кругах попытки разрешить проблему предпринимаются непрерывно. Задачу так и назвали: «Проблема „бобового стебля“».
— Не очень-то оригинальное название, — ворчливо заметил я.
— Ну, допустим, физики берегут своё воображение для других вещей, — усмехнулся Гарри. — Однако проблема так и не решена по двум основным причинам. Первая — огромная сложность задачи. Тут надо учитывать не только соотношение масс, но и прочность троса, и колебания «стебля», порождённые циклонами и другими атмосферными явлениями, и даже форму стальных канатов. Каждую из этих задач чрезвычайно трудно решить даже по отдельности, а уж во взаимосвязи — просто безнадёжно.
— А какова вторая причина? — спросила Джесси.
— Вторая причина состоит в том, что нет особого смысла выяснять. Даже если нам всё-таки удастся сообразить, как соорудить такую штуку, мы не сможем позволить себе подобный проект. — Гарри откинулся на спинку диванчика. — Перед тем как прийти в школу, я успел поработать в отделе гражданского строительства «Дженерал электрик». Тогда собирались проложить субатлантическую железную дорогу. Одной из моих обязанностей было изучение старых проектов и технических предложений для того, чтобы отыскать какую-нибудь технологию или методы, которые можно было бы использовать в проекте. Нечто вроде церковной епитимьи, направленной на то, чтобы любыми путями сократить затраты.
— Если я не ошибаюсь, «Дженерал электрик» обанкротилась как раз на этой затее, не так ли? — спросил я.
— В таком случае вы понимаете, почему они так хотели сократить свои расходы и почему я сделался учителем. После того, что случилось, «Дженерал электрик» не могла предложить ни мне, ни множеству других своих сотрудников ничего лучшего. Но это было потом. А в то время я копался в старых документах, дошёл до одного засекреченного фонда и наткнулся на рапорт об исследовании «бобового стебля». «Дженерал электрик» была привлечена американским правительством в качестве независимого разработчика технико-экономического обоснования строительства «стебля» в Западном полушарии. Предполагалось расчистить в Амазонии участок размером со штат Делавэр и закрепить «стебель» прямо на экваторе. «Дженерал электрик» тогда порекомендовала правительству забыть об этих планах. В отзыве было написано, что бюджет такого проекта должен будет превысить три величины годового валового национального продукта всей экономики Соединённых Штатов. И это при учёте некоторых крупномасштабных прорывов в области технологии, которые ещё даже не сделаны. Я читал эту бумажку двадцать лет назад, и уже тогда она была старой — пролежала добрый десяток лет. Но я не думаю, что с тех пор затраты могли сколько-нибудь заметно понизиться. Так что не стоит ожидать появления нового «бобового стебля». Существуют более дешёвые способы доставки людей и грузов на орбиту. Намного более дешёвые.
Гарри наклонился вперёд.
— А отсюда возникают два очевидных вопроса: каким образом Союз колоний смог создать это технологическое чудовище и почему они вообще решили обеспокоить себя этой работой?
— По-моему, совершенно ясно: Союз колоний технологически далеко ушёл вперёд от тех, кто остался на Земле, — сказала Джесси.
— Несомненно, — согласился Гарри. — Но почему? В конце концов колонисты — это те же люди. И больше того с тех пор, как колонии стали комплектоваться преимущественно жителями беднейших стран, страдающих от перенаселённости, колонисты, как правило, бывают очень плохо образованными. Логично было бы предположить, что, когда они попадают в свои новые дома, им приходится тратить время на обеспечение выживания, а вовсе не на обдумывание наиболее прогрессивных способов строительства подобных сооружений. Да и первичной технологией, позволившей начать межзвёздную колонизацию, явился скачковый привод, который был разработан здесь, на Земле, и не претерпел существенных улучшений на протяжении ста с лишним лет. Исходя из этих посылок, я не вижу никаких оснований для того, чтобы колонисты могли далеко опередить нас в технологическом плане.
У меня в голове словно соединились два контакта.
— Если только они не жульничают, — сказал я. Гарри ухмыльнулся.
— Именно. Я думаю как раз об этом.
Джесси посмотрела на меня, потом на Гарри.
— Я что-то не пойму, о чём вы, — пожаловалась она.
— Они обманывают нас, — объяснил я. — Посудите сами: здесь, на Земле, люди закупорены, как в бутылке. Мы можем узнавать что-то лишь своими собственными силами. Учёные постоянно делают открытия и разрабатывают новые технологии, но всё это происходит медленно. Зато там…
— Там люди встречаются с различными другими разумными расами, — подхватил Гарри. — Некоторые из них почти наверняка обладают технологиями, намного более продвинутыми, чем наша. Мы или покупаем их, или воссоздаём принцип по образцу. Намного легче выяснить, как что-то работает, если у тебя имеется действующий экземпляр этого чего-то, нежели придумать все с самого начала.
— В этом и заключается их мошенничество, — подтвердил я. — СК подглядывает в чью-то тетрадку, а нам выдаёт чужие открытия за свои собственные.
— Но почему же Союз колоний не делится с нами тем, что узнает? — удивилась Джесси. — Какой смысл им хранить все это для себя?
— Возможно, они думают, что то, чего мы не знаем, не может нам навредить, — предположил я.
