к карманчику с монограммой. Небрежным жестом, будто поднимая руку к прическе, она погладила свою грудь под пижамой. — Судя по выражению вашего лица, вы хотели бы ласкать меня так. Вы, возможно, притязаете даже на то, чтобы просунуть руку под жакет!
Арман уже позабыл все свои опасения насчет Ивонны, тем более что жизнерадостный дружок все настойчивей напоминал о себе.
— О, я был бы польщен… — Он потянулся к Ивонне, но та оттолкнула его свободной рукой и велела сидеть смирно.
— Но… — Арман замялся.
— Потрудитесь выражаться членораздельно — предупредила она. — Косноязычные мужчины в высшей степени скучны.
— Дело не в том, Ивонна, что мне не хватает слов. Я не вполне понял ваши намерения. Вы потрясающая женщина, вы сами это знаете, и я сгораю от желания заключить вас в объятия…
— Разумеется, сгораете, — отозвалась она с безмятежным видом, меж тем как пальцы блуждали по груди, зажигая в нем страсть, — ну и что? Я вовсе не обязана уступать вашим желаниям.
— Но сама природа обязала вас! Вы созданы столь совершенной для того, чтобы наслаждаться радостями жизни во всей их полноте, — возразил Арман с улыбкой, уловив ее настроение.
— Возможно, и так, но я знаю себе цену. Я не какая-нибудь дурочка, которая позволяет походя использовать себя любому, кому придет охота облегчиться. Я красива и очень желанна… Я знаю, какое наслаждение могу дать мужчине, а. вы — что вы можете мне дать?
Вместо ответа Арман принялся обеими руками расстегивать брюки сверху донизу. Он делал это не торопясь, но и не мешкая — справился с пуговицами и широко раздвинул края бледно-голубой шелковой рубашки.
— Вы весьма откровенны! — Ивонна наконец-таки потеряла свою невозмутимость. — Я хотела услышать от вас о вашем умении и опыте в любви — а вы вместо этого обнажились! — Вырвавшийся на свободу жеребец Армана маячил перед ее испытующим взором.
— Бывают случаи, когда силу чувств невозможно выразить словами, — объяснил он.
— Возможно, — Ивонна подняла глаза и посмотрела ему в лицо. Ее брови изогнулись в сдержанном веселье.
— Как вы открыто признали, вы очень красивы и желанны, — продолжал Арман. — Доказательство тому — здесь, в моей руке. Он никогда не лжет! Свое одобрение или неодобрение он выражает со всей прямотой.
— Выглядит он многообещающе, — согласилась Ивонна таким тоном, как будто оценивала фрукты в лавке, решая, купить их или нет. — Размер вполне удовлетворительный, и кажется он крепким… в данный момент. И этот темно-красный, почти пурпурный тон живой страсти — он всегда так волнует меня…
Разумеется, Арман был согласен с каждым словом, сказанным ею при осмотре его верительных грамот. Он сидел, широко расставив ноги, и наливался гордостью от восхвалений. Вот уж действительно проницательная женщина, думал он, быть может, способная оценить его достоинства лучше, чем Мадлен!
— Но увы, — продолжала Ивонна с оттенком пренебрежения, — всему миру известно, что эта часть мужского тела бывает до крайности неразборчива в тот момент, когда увеличивается в размерах. Ни красота, ни утонченность не имеют значения для этого пирата: стоит любой кухарке средних лет нагнуться задрав подол, — и он стремглав рвется к тому малопривлекательному предмету, который находится у нее между ног.
— Если ваш опыт общения с мужчинами именно таков, я вам от души сочувствую, ибо ваши знакомые недостойны вас… — По правде говоря, Арман знал, что эти слова — истинная правда.
— А себя вы считаете достойным, не так ли? Вы не такой, как другие, вы лучше понимаете истинные ценности, да?
— Коротко говоря — да, хоть я и не хотел бы хвастаться. — Арман с улыбкой следил, как ее длинные пальцы скользят вверх, к его восставшей плоти. — Едва я достиг возраста, когда стал увлекаться женщинами, в интимные друзья я выбирал только лучших из них. Другие мужчины, возможно, не преследуют столь высоких целей, но я чувствую потребность любить тех женщин, которые отмечены красотой и утонченностью, говоря вашими же словами.
— Похоже, у нас с вами много общего, — Ивонна улыбнулась, — но как вы думаете, Арман, не бывает ли поиск лучшего порою утомителен, не ведет ли он к разочарованиям? Поначалу кажется, что партнер на удивление полно отвечает самым сокровенным твоим желаниям, а затем выясняется, что он не способен порадовать ни твою плоть, ни твою душу. Бесконечные поиски совершенства могут довести до отчаяния. — Теперь она крепко держала мужской жезл, похоже решив воспользоваться его силой и твердостью
— Ваши слова совершенно справедливы Подобно художникам, мы стремимся к недостижимому совершенству, но, сколько бы нам ни выпало разочарований, от цели мы не откажемся.
— Как хорошо вы говорите, — вздохнула Ивонна. — Я начинаю верить, что вы можете оказаться достойны меня. По крайней мере вы заслужили возможность показать, насколько хорошо вы меня понимаете.
Она отпустила его и сняла через голову свой белый шифоновый жакет — пуговицы на нем были лишь украшением и не расстегивались. Под жакетом была тонкая сорочка из молочно-белого шелка с глубоким вырезом, обнажавшим ложбинку между грудей. Тонкие бретельки удерживали ее на изящных плечах. Арман замер от восхищения, а Ивонна меж тем высвободила подол сорочки из брюк и сбросила ее, оставшись обнаженной до пояса. Он впился взглядом в ослепительные холмики, чью крутизну еще сильней подчеркивали выступающие соски соблазнительного коричневато-розового оттенка.
— Нам не помешают… здесь? — выдавил Арман.
— О, нет, слуги обучены не беспокоить меня, когда я уединяюсь с близким другом. Дети на прогулке с няней, а Мадлен, как вы знаете, уехала на весь день.
Ивонна ни словом не вспомнила о своем муже. Жан-Роже бывал на этой квартире лишь наездами, и сегодня, судя по ее молчанию, она не ждала супружеского визита вежливости.
— Итак? — она казалась раздосадованной тем, что Арман не выказал восхищения ее красотой. — Надеюсь, вы не думаете, что я разоблачаюсь перед каждым визитером?
Арман был глубоко польщен происходящим: ему удалось так воздействовать на Ивонну, что она обнажилась перед ним в собственной гостиной! И она, отбросив свою обычную прохладную сдержанность, соглашалась видеть его здесь, в этом белом атласном кресле, в распахнутых брюках, с торчащим вверх орудием страсти. Арман был достаточно самонадеян, чтобы поверить, будто ему первому удалось склонить Ивонну к такой интимной непринужденности за порогом спальни.
К тому же его чрезвычайно развеселила досада Изонны оттого, что он тут же не упал на колени, умоляя позволить ему покрыть поцелуями обнаженную грудь. Он собирался подыграть ей в ее игре, сохраняя самообладание — по крайней мере внешне, потому что его возбужденный приятель весь дрожал» молчаливо домогаясь своих природных прав.
— У вас самая восхитительная грудь в мире, — сказал Арман с чарующей улыбкой. — А нежный молочный оттенок кожи так изысканно контрастирует с зеленью ожерелья. Я в высшей степени польщен тем, что вы мне позволили, просто подавлен вашей щедростью!
— В самом деле. — Ивонна все еще проявляла недовольство тем, что единственным откликом на ее обнаженные прелести были слова. — Но он, я вижу, ничуть не подавлен, — тут она впервые сжала предмет упрека всей ладонью и принялась поглаживать быстрыми, нервными движениями.
— Дорогая Ивонна, вы ставите меня в трудное положение, — пробормотал Арман, пытаясь сохранить видимость спокойствия, хотя прикосновения Ивонны вызывали в нем сладострастную дрожь. — Всего минуту назад вы утверждали, что тот член тела, который вы держите в руках, не видит различий между красавицей-аристократкой и ее толстой кухаркой, что он одинаково рад войти и к непривлекательной, и к восхитительной женщине. Если бы у меня хватило дерзости признаться, что эта часть моего тела испытывает сумасшедшее желание проникнуть в вас, вы можете подумать, что в моем теперешнем состоянии мне сгодится любая, кто бы ни согласился, пусть даже ваша кухарка. И вы смертельно оскорбитесь…
— Что вы! — воскликнула Ивонна. — Ведь я знаю, что вы пришли в это состояние-, увидев мою грудь,
