Что это за вопрос, подумал он в тот же момент, что они вообще могут на него ответить? Лучшая в мире, естественно, самая красивая и умная. Самая особенная. Самая любимая.
Оба заплакали. Жалобные болезненные рыдания матери исходили откуда-то из самой глубины ее существа. Отец плакал беззвучно и без слез. Сейер узнал в его лице черты дочери. Широкое лицо с высоким лбом. Он был не слишком высок, но силен и плотно сложен. Скарре прятал в кулаке ручку, его взгляд уперся в блокнот.
– Давайте начнем с самого начала, – сказал Сейер. – Мне больно мучить вас, но время для нас очень ценно. Когда она вышла из дома?
Мать ответила, глядя в колени:
– В половину первого.
– Куда она направлялась?
– К Анетте. Школьной подруге. Они делали вместе задание, втроем. Их освободили от посещения занятий, чтобы они могли поработать вместе.
– Но она туда не пришла?
– Мы позвонили в половине одиннадцатого вечера. Анетта уже легла спать. Пришла только вторая девочка. Я не думала…
Она спрятала лицо в ладонях.
– Почему девочки не позвонили сюда, не стали искать Анни?
– Они решили, что она передумала, – ответила мать, сдерживая рыдания. – Они плохо ее знают. Она никогда не прогуливала. Она вообще никогда не халтурила.
– Она собиралась идти пешком?
– Да. У нее сломался велосипед, обычно она ездила на нем. Автобусов тут нет.
– Где живет Анетта?
– У Хоргенов. У них хозяйство и своя лавка.
Сейер кивнул. Скарре записывал, царапая ручкой по бумаге.
– У нее был парень?
– Хальвор Мунтц.
– Они давно встречались?
– Около трех лет. Он старше ее. Они иногда ссорились, но в последнее время все было в порядке, насколько я знаю.
Руки Ады Холланд ощупывали друг друга, раскрывались и снова складывались в замок. Она была почти такой же высокой, как ее муж, плотной, словно ее вырезали грубыми ножницами.
– Вы не знаете, были ли у них сексуальные отношения?
Мать разгневанно посмотрела на полицейского.
– Ей всего пятнадцать!
– Я же не знал ее, – поспешно сказал Сейер извиняющимся тоном.
– Ничего такого, – отрезала мать.
– Вообще-то мы не можем быть уверены, – попытался вставить слово муж. – Хальвору восемнадцать. Он уже не ребенок.
– Ну конечно я знаю, – перебила она.
– Она же не все тебе рассказывает.
– Я бы знала!
– Но ты не желаешь разговаривать на такие темы!
Повисло напряжение. Сейер мысленно сделал свои выводы; Скарре что-то записал в своем блокноте.
– Если она шла делать домашнее задание, у нее наверняка была с собой сумка?
– Коричневый кожаный рюкзак. Где он?
– Мы его не нашли.
Значит, придется посылать водолазов, подумал Сейер.
– Она принимала какие-нибудь лекарства?
– Да нет. Она никогда не болела.
– Что она была за девочка? Открытая? Разговорчивая?
– Тяжелая, – мрачно сказал отец.
– Что вы имеете в виду? – Сейер обернулся к нему.
– Это просто такой возраст, – вмешалась мать.- Она была в переходном возрасте.
– Вы имеете в виду, что она изменилась? – Сейер снова обратился к отцу, чтобы исключить из разговора мать. Не получилось.
– Все девочки меняются в этом возрасте. Они взрослеют. Сёльви тоже была такой. Сёльви – это наша старшая, – добавила Ада.
Мужчина не ответил, он опять словно онемел. – Так она
– Она была тихой и скромной,- гордо сказала мать.- Пунктуальной и справедливой. В ее жизни был порядок.
– А раньше она была более живой? – Дети более открыты.
– Когда примерно она начала меняться? – спросил Сейер.
– Лет в четырнадцать.
Он кивнул, снова взглянул на отца.
– Для перемен не было других причин?
– Каких, например? – быстро спросила мать.
– Я не знаю.- Сейер вздохнул и отклонился назад.- Я пытаюсь выяснить, от чего она умерла. Мать так сильно задрожала, что почти потеряла дар речи. Ее слова трудно было разобрать:
–
Она не смогла выговорить это слово.
– Мы не знаем.
– Но она не была… – И снова пауза.
– Мы не знаем, фру Холланд. Пока нет. Нужно время. Но те, кто занимаются сейчас Анни, знают, что делать.
Сейер осмотрелся в комнате, чистой и прибранной, сине-белой, как и одежда Анни. Венки засушенных цветов над дверьми, гардины с белыми колечками из соленого теста на окнах. Фотографии. Вязаные фигурки. Все хорошо сочетается, прибрано и прилично. Он поднялся. Подошел к большой фотографии на стене.
– Это снято зимой.
Мать последовала за ним. Сейер осторожно снял фотографию и посмотрел на Анни. Удивился, как удивлялся каждый раз, когда видел лицо, которое в первый раз увидел безжизненным и темным. Тот же человек, и все-таки не тот же. У Анни было широкое лицо с крупным ртом и большими серыми глазами. Густые темные брови. Она сдержанно улыбалась. Распахнутый ворот рубашки и часть медальона. Красивая девушка, подумал он.
– Она занималась спортом?
– Раньше, – тихо сказал отец.
– Она играла в гандбол,- печально сказала мать, – но потом бросила. Сейчас она бегает. Много миль в неделю.
– Много миль? Почему она бросила гандбол?
– Не успевала учиться. Дети – они все такие, чем-то увлекаются, потом бросают. Она пробовала играть в школьном оркестре, на корнете. Тоже бросила.
– Она хорошо играла? В гандбол?
Мать повесила фотографию на место.
– Очень хорошо, – тихо сказал отец. – Она была вратарем. Зря она ушла из команды.
– Я думала, ей было скучно стоять в воротах,- сказала мать. – Я думала, она бросила поэтому.