— Нет, спасибо. Пойдем, Кристина, пора в постель. Поздно, а тебе нужно выспаться.
Взяв Кристину за руку, она увела ее в комнату, закрыла дверь и услышала, как Боссе повернул ключ в замке. Анни укрыла девочку одеялом и легла сама.
— Никого бить нельзя, — сказала Кристина.
— Нельзя, но он такой дурак!
— Если кто-то дурак, то его рвет?
— Нет, не всегда. Ну, спи уже.
Кристина послушно сунула палец в рот, легла на бок и свернулась клубочком. Закрыла глаза, потом открыла, вынула палец и сказала:
— Завтра я хочу поехать к папе, и все.
— Может, и поедешь. Посмотрим.
НОВОСТЬ
Обвинителя по делу Енса Форса специально для этого выписали из провинциального городка в Северной Швеции. В пятницу вечером его вызвали в Министерство иностранных дел, где сообщили, что все формальности завершены и уже завтра Форса вышлют в Албанию.
Прокурор умел подчиняться. Он сразу понял, что говорить тут нечего, но не хотел сдаваться совершенно без борьбы и потому сказал советнику министерства:
— Я поеду в Лангхольмен — уведомлю Форса.
— Не лучше ли поручить это его защитнику?
— Не думаю.
Ему удалось поймать такси на Фредсгатан. Шофер, мужчина средних лет с багровой физиономией, узнал его.
— Ужасно, что придется выпустить этого идиота.
— Ну что ж, прежде всего, приходится думать о похищенных.
— Голову даю на отсечение, что все это придумал Сундлин, чтобы набрать побольше голосов.
На Нора-Бангторгет шофер беззаботно проехал на красный свет. Шины визжали на поворотах. Перепуганный прокурор не отваживался протестовать. С визгом затормозив у главных ворот Лангхольмен, шофер сказал:
— Может, и лучше, что мы от него избавимся, по крайней мере, не придется его содержать.
Когда прокурор вошел, Енс Форс читал, лежа на постели, и едва повернул голову. Они поздоровались, и Форс со вздохом отложил книжку.
— Я прямо из Министерства иностранных дел, — начал прокурор.
Форс по-прежнему лежал, глядя в потолок. В бороде застряли хлебные крошки, руки он сжал в кулаки.
— Мне подтвердили, что вас завтра освободят и посадят в самолет, летящий в Тирану, в Албанию.
— Я знаю, что Тирана в Албании. То, что я бросил гранату в американского посла, не означает, что я полный идиот.
— Я вовсе этого не утверждаю, — ответил прокурор.
На миг повисла тишина.
— Вы хотите уехать?
— Не имеет значения, что я хочу. Дело решено и закрыто.
— Никто не может вас принудить к выезду, — заметил прокурор и сам немного устыдился, хотя мысль, что Форс может поддаться на обман, доставила ему удовольствие.
— Уже решено, что мне нужно ехать, — возразил Форс. — Я подчиняюсь отданным приказам.
— Каким приказам?
Легкая усмешка скользнула по губам Форса. Он покачал головой.
— Я представляю, как вам хочется это знать.
Прокурор казался совершенно сбитым с толку. Он поправил галстук, стряхнул пылинку с лацкана пиджака.
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду…
— И не пытайтесь. Вам ни за что не заставить меня говорить.
У Форса была хитровато-глупая ухмылка, как у человека, который звонит знакомому и требует угадать, кто у телефона.
— Так вам больше нечего мне сказать? — уточнил прокурор. — Не лучше ли, в конце концов, сбросить с души этот камень? Ведь вы уже ничем не рискуете.
— С чего вы это взяли? Нужно принимать во внимание не только шведский приговор.
— Вам кто-то угрожал?
— Нет.
— Тогда на что вы намекаете? Скажите, наконец.
Прокурор пытался придать голосу властность, но желаемого результата не добился. Форс демонстративно сжал губы и для большей выразительности еще приложил к ним палец. Выглядело это довольно потешно.
— Прошу вас, тут не до шуток. Вы же понимаете, что дело очень серьезное и на карту поставлена жизнь двух человек.
— Какое значение имеют две жизни, когда большая часть человечества голодает?
Прокурору трудно было найти подобающий ответ. И что можно на это ответить? Ведь по-своему Форс прав.
— А если бы речь шла о вашей матери?
— Прошу ее не трогать. Впрочем, я и пальцем бы не шевельнул, чтобы ее спасти.
Прокурор знал, что САПО записывает их разговор. Будучи человеком с исключительным чувством собственного достоинства, он не хотел выглядеть смешным в глазах подслушивающих и потому счел дальнейшие разговоры излишними. Ведь дело все равно закрыто. Он получил команду свыше, так что все попытки продолжать разбирательство бесполезны.
— У вас будут два сопровождающих.
— Я в них не нуждаюсь.
— Я тоже так считаю, но мы хотим быть уверенными, что вы действительно доедете и вами займутся.
— Что значит «займутся»?
— Понимаете, вначале вам понадобится помощь. Вы же приедете в совершенно незнакомую страну. Там может возникнуть целый ряд практических трудностей. Хотя бы языковых. Уже одно это может стать обременительной проблемой.
— У меня нет денег, — заявил Форс.
— Об этом прошу не беспокоиться. Обо всем подумали. На дорогу вы получите из казенных средств. А албанские власти обеспечат ваше содержание.
Совершенно неожиданно Форс расхохотался.
— Вы совершенно ничего не понимаете! — выкрикнул он. — Но это все равно и даже к лучшему.
— Прошу вас говорить прямо, что вы имеете в виду.
— Никогда.
Прокурор почувствовал себя неуверенно. Никак он не мог найти нужный подход к человеку, лежавшему в постели. Обычные логические аргументы до него не доходили. Глядя на Форса, он заметил, как тот шевелит губами.
— Простите, не слышу…
— Я сам с собой, — с несмелой усмешкой пояснил Форс. — Так часто случается в одиночестве. В одиночке всегда хочется с кем-то поговорить.
