Мой взгляд скользнул по воде и замер, наткнувшись на что-то странное.
Метрах в пятидесяти от берега — может, чуть дальше — среди волн разливалось какое-то сияние. Блеклые трепетные переливы, размытые контуры таяли в окружающем мраке. Постоянен был только желтоватый цвет.
— Ну что, и как вы это объясните? — победно спросил Карлсон.
Я поднял глаза. Звезды скрылись за облаками, так что единственным источником света была луна, проглядывавшая в разрывы туч. Но луна стояла на юге, а свечение — на востоке. Даже в ясную погоду лунный свет не мог бы дать таких бликов.
Я оглядел горизонт. Далекие огни на Лидинге и вспышки бакенов на фарватере — другого света не видно, но к загадочному сиянию это отношения явно не имело.
— В самом деле, странно, — согласился я.
— А я что говорил!
Я осторожно зашагал по травянистому косогору, налетел на какой-то куст, но, слава Богу, скамейку заметил вовремя и вскоре уже стоял у воды.
Здесь обзор был пошире, но я не видел ничего, что могло бы объяснить свечение. Берега Исбладсвикена, почти неразличимые, тонули во мраке, дальше на суше тоже ни огонька.
За спиной у меня скрипнул песок.
— Есть светящиеся рыбы, — не унимался Карлсон. — Может, это они? Скажем, целый косяк. Я про таких читал.
Я не ответил. Будь мы у западного побережья, дело, возможно, и объяснялось бы свечением моря, то есть массами самосветящихся одноклеточных организмов. Но здесь, в почти пресном заливе Сальтшен, это было столь же немыслимо, как и появление светящихся рыбок или кораллов. Все они живут в настоящих морях и океанах.
— Мы шли по дороге, — рассказывал Карлсон, — и сперва подумали…
— Кто «мы»? — перебил я.
— Мы с Ханной. Ханна — моя невеста. — Он махнул рукой куда-то в сторону дороги. — Она ждет вон там, у поворота.
Сквозь шум ветра и плеск волн издали донесся женский голос:
— Оскар! Ты где?
Карлсон обернулся и рупором приставил ладони ко рту.
— Здесь я, здесь! Что тебе?
— Можно мне к вам?
Он посмотрел на меня.
— Конечно, можно, — кивнул я. — Сходите и приведите ее сюда. Ей, небось, страшно одной в темноте, да еще в такую погоду.
Оскар Карлсон нехотя поплелся по склону.
А я стоял на берегу и следил, как трепещет в танцующих волнах загадочное зарево. Внезапно по краю светящегося пятна скользнула какая-то тень и тут же исчезла во мраке.
Неужели лодка? Похоже. Я набрал в легкие прохладного ночного воздуха и заорал:
— Эй! На лодке!
Гудел ветер, волны с шумом разбивались о береговые камни, но ответа не было.
Странно, подумал я. Не услышать меня было нельзя, лодка находилась прямо по ветру.
Я еще раз крикнул в темноту, еще раз прислушался, и тут у меня мелькнула мысль: что если здесь затонуло какое-то судно и лежит теперь на дне, а фонари на борту продолжают гореть? Может, даже подводная лодка! Ведь неподалеку фарватер, и глубины наверняка солидные.
Я торопливо зашагал назад, к шоссе, и на склоне столкнулся с таксистом.
— Звали? — спросил он.
— Да, но не вас.
Он снял фуражку и почесал затылок.
— Вообще-то здесь нельзя стоять так долго. По правде говоря, на кольце парковаться запрещено.
— А вам больше незачем стоять, — успокоил я. — Где ближайший телефон-автомат?
— Кажется, возле Юргордсбрунн.
— Будьте добры, съездите туда, позвоните в полицию и сообщите, что здесь произошла авария. Похоже, затонуло судно.
Его глаза сверкнули.
— В самом деле?
Я подтвердил, мы поспешили к машине.
— Вы тоже поедете? — спросил он, когда я нырнул на заднее сиденье.
Я объяснил, что заберу свои фотопринадлежности, и попросил его позвонить и сразу возвратиться.
Такси рвануло с места, фары на миг осветили Оскара Карлсона. Тот шагал по дороге, рядом маячила высокая женская фигура.
Я уже успел поставить на траве штатив, когда парочка подошла ко мне.
— Почему вы отпустили машину? — спросил Карлсон.
— Чтобы никто не мешал фотографировать.
Пока я наводил на свечение объектив и устанавливал выдержку при полностью открытой диафрагме, он стоял рядом, с каким-то мрачным любопытством наблюдая за мной. Я сделал снимок с минутной экспозицией и со вспышкой (чтобы на фотографии были видны очертания берега), когда заговорила женщина.
— Оскар, милый, я просто ничего не могла с собой поделать, — виновато созналась она. — Ты же знаешь, я собак не люблю, а эта так жутко выла. Если бы ты…
— Тихо, — оборвал ее жених.
Она замолчала, но мне кое-что пришло в голову.
— Вы слышали лай?
Она робко покосилась на будущего супруга и повелителя, будто просила разрешения сказать. Но он ответил сам:
— Да чепуха, собака лаяла, вон там. — Он показал в ту сторону, откуда недавно явился. — Должно быть, у поворота чей-то дом.
— Вы услышали лай сразу, как только пришли сюда? — продолжал я.
— Нет, не сразу, — отозвался Оскар Карлсон. — Пожалуй, мы уже несколько минут простояли, глядя на свечение, когда поднялся лай. И лаяла она без передышки, пока я не ушел на автостанцию звонить. К моему возвращению все стихло. — Он повернулся к невесте. — Ну что ты заладила! Собака уже полчаса как молчит.
— Но она же не на привязи и носится вокруг. Я ведь говорила, она убежала в лес, пока ты ходил звонить.
Я навострил уши.
— Вот как? Убежала в лес?
— Да, во всяком случае, я так решила, по звуку, — вздохнула она. — После я ее не слышала.
Не эту ли собаку я слышал по дороге? А что? Очень может быть. До того места, где мы задавили зайца, наверняка не меньше километра, но для собаки это не расстояние.
Впрочем, ни малейшей связи между сбежавшей собакой и удивительным свечением я нащупать не мог. Часы показывали уже половину двенадцатого. Надо спешить, иначе фотографии не попадут в утренний выпуск.
В эту минуту мимо проехал автобус.
— Если поспешите, — сказал я, — вы на него как раз успеете.
Карлсон запротестовал, он любой ценой хотел участвовать в процессе. Впрочем, услышав, что это последняя возможность добраться до города, он заколебался, а уж когда я сунул в его узкую ладонь десятку, окончательно решился.
