возрасте не стоит начинать с…
Тарахтение полупустой коробочки привлекло внимание фру Эркендорф. Она внимательно проследила, как жена хозяина спрятала лекарство в сумку, и, не обращая внимания на наставления доктора, спросила:
— И он не сказал ничего, кроме того, что ему не спится?
— Нет-нет, — заверил доктор и покачал головой.
Уже шагая по площади, гости услышали, как часы пробили без четверти двенадцать. Три звонких удара расплылись в насыщенном влагой воздухе. По опыту все знали, что через три минуты отзовутся часы на почтамте, а уже потом часы на часовом магазине покажут без десяти двенадцать. Аброка была городом, где мог с чувством оттянуться преступник со склонностью к сложному временному алиби.
Пастор с женой распрощались с остальными и зашагали своей дорогой. Остальным было по пути, по Длинной улице на мост через реку Сутар.
Остановились они у новостройки, где жила семья нотариуса. Лица казались смертельно бледными в зеленом свете неоновой рекламы магазина через улицу — это была единственная вывеска, которая еще светилась.
— Вы заметили, как тихо просидела весь вечер Инес Викторсон? — спросила фру Эркендорф.
— Похоже, она до смерти устала, — осторожно заметил доктор.
— Сказала только, что не хочет, чтобы ее имя трепали на вечеринках.
— Но этого уж ей не избежать, — хмыкнул нотариус.
Его жена тоже ухмыльнулась.
— Я в этом не сомневаюсь. Нет ничего любопытнее, чем секреты чужого семейства.
— Господи, да что за тайны в семействе Викторсонов? — раздраженно спросил доктор.
Фру Эркендорф пожала плечами, словно пытаясь остаться в стороне от сплетен.
— Откуда мне знать… — протянула она. — Наверняка и другие ничего толком не знают, но языком трепать никто не запретит. Люди всегда найдут повод. Когда жена молодая и резвая, а муж у нее старый и вечно занятой… остальное легко домыслить.
Нотариус открыл супруге дверь, но сам остался на улице.
— Хочу еще немного подышать свежим воздухом, прежде чем ложиться, — объяснил он. — Немного прогуляюсь с доктором.
И они зашагали к мосту через Сутар. Впереди лежала широкая и прямая Длинная улица. Справа, то есть к северу от нее, был продолговатый, едва заметный пригорок, который именовали Яблоневым холмом. Там как раз построили новый квартал разнокалиберных домов, там же на вилле жил и доктор. На мосту они остановились.
— Что нужно было Боттмеру от вас? — спросил нотариус.
— Ерунда, у него просто бессонница.
— Он ничего не говорил о своих ближайших планах?
— Нет. А я не хотел расспрашивать.
— Вы не слишком любопытны. Если бы он зашел ко мне…
— Так он к вам не заходил?
— Ко мне? С какой стати? Что вы хотите сказать?
— Ничего, я просто спросил. Не важно.
— Ко мне он, безусловно, не заходил. И вообще, если бы он был…
— Да мне-то все равно. Я верю, верю.
Они шли по мосту.
— Что-то вы сегодня такой раздражительный, — заметил доктор. — Видно, с нервами не в порядке. Если позволите высказать мое мнение, вы слишком много работаете.
Это было не просто его мнение. Нотариус Эркендорф ни на что не мог смотреть без интереса и не мог не вмешиваться. Он постоянно испытывал неуверенность и вечно тревожился, не совершил ли в чем-нибудь ошибки.
Вместо ответа он что-то невразумительно пробормотал.
— Как-нибудь зайдите ко мне, я вас обследую. Полагаю, вам самое время уйти в отпуск и отдохнуть. А из-за Боттмера вообще не стоит тревожиться — он в городе долго не останется.
— А где он поселился?
— Сказал, что в маленькой гостинице на Коровьей.
— У фру Норстрем? — недоверчиво переспросил нотариус.
Доктор понимающе усмехнулся.
— Да, это место не из тех, где барин вроде Боттмера может надолго задержаться.
Они подошли в вилле доктора, где в свете фонаря переливались темно-красные георгины. Под фонарем стояла чужая машина.
— Пациент, — сразу понял доктор. — С ночным покоем можно распрощаться.
Они подошли ближе, и из машины выбрался какой-то мужчина. Когда он поздоровался, его узнали. Это был хозяин фермы в миле от города.
— Знаете, моя жена сломала ногу, — сообщил он. — А когда в больнице мне сказали, доктор, что вы отправились домой, я подумал…
— Ну, разумеется. Я только соберу инструменты и поеду с вами. Спокойной ночи, и не забудьте, что я говорил, приходите на прием.
Эркендорф пожелал доброй ночи и пошел назад через мост.
НЕПОЗВОЛИТЕЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ПОСТОЯЛЬЦА ГОСТИНИЦЫ
Видно, не напрасно ходят разговоры:
Познаются в горе друзья и прокуроры.
Жена районного прокурора во фланелевой ночной сорочке и тапочках стояла у постели мужа. Тот слегка приоткрыл рот и сладко похрапывал.
При виде спящего мужа — румяного, седовласого, по-детски надувшего губы — прокурорша исполнилась материнской нежности. Ей не хотелось будить его в такую рань, но иначе было нельзя. Она осторожно потрясла мужа за плечо.
— Звонит Стромберг, — сообщила она. — Что-то очень важное. Вставай.
Районный прокурор Эммерих Эк непонимающе заморгал.
— Стромберг, — повторила жена. — Ждет у телефона.
Тут он сразу проснулся, сел на постели и спустил ноги на пол. На улице уже совсем рассвело, но он понял, что для обычного подъема слишком рано. Посмотрел на часы — только половина шестого. Недовольно бурча, прокурор сунул ноги в приготовленные тапочки и побрел к телефону.
Его жена уже смирилась с необходимостью вставать в такую рань. Все еще в ночной сорочке она пошла на кухню ставить кофе. Но едва поставила кофейник на плиту, как тут же отправилась послушать, о чем говорит муж.
— Хорошо, что ты взял фотоаппарат. Пока я соберусь, позвони доктору… Впрочем, нет, пусть еще немного поспит. Я сейчас, только оденусь.
На обратном пути в спальню прокурор заглянул в кухню.
— Ночью в гостинице фру Норстрем повесился какой-то постоялец. Нужно идти туда.
— Но дорогой! — возмутилась жена. — Стромберг разве сам не справится? Сейчас будет готов свежий кофе.
