— Я горничная.
Комиссар смотрел на нее сочувственно и вместе с тем испытующе.
— Как ни прискорбно, должен сообщить вам, что с директором Леслером случилось несчастье, его больше нет в живых, — наконец сказал он.
Женщина оцепенело глядела прямо перед собой, потом опустилась на стул и заплакала. Веспер Юнсон сделал знак полицейскому в форме, тот подошел к ней и встал рядом. Сам он поспешно пересек комнату и скрылся за раздвижной дверью в соседнее помещение. Полицейский фотограф медленно двинулся следом.
Я стоял в нерешительности, чувствуя себя совсем лишним, как вдруг мой взгляд упал на дверь в торцовой стене — там была лестница наверх. Когда шеф уголовной полиции вернулся, я обратил его внимание на это.
— Похоже, там еще один этаж.
Он кивнул и тотчас направился к лестнице. Я поспешил за ним.
Мы очутились в небольшом светлом холле, обставленном современной мебелью: тонконогий овальный столик, вокруг легкие кресла. На розовых стенах картины. Одна из них меня внезапно заинтересовала. Это был вариант «Прислужников смерти» Дарделя.
Невольно напрашивался вывод, что хозяин отличался весьма мрачными вкусами. Судя по всему, мысль о смерти посещала его с давних пор. Неужели он предчувствовал свою внезапную кончину?
Странный царапающий звук заставил меня повернуть голову. Приоткрытая дверь. Не оттуда ли доносится этот звук? Я на цыпочках шмыгнул к двери, но комиссар, опередив меня, распахнул створки. И мы оба замерли на пороге.
В большой красивой комнате нам предстала третья картина на тот же мрачный сюжет. Только на сей раз, она была реальностью. На блестящем паркете лежал худощавый, светловолосый, весьма элегантно одетый молодой мужчина. А на груди у него расплылось большое красное пятно.
ПРОПАВШИЙ СТАКАН
Веспер Юнсон опустился на колени, тронул бледную руку и пробормотал:
— Мертвый.
Потом осторожно расстегнул пиджак покойного. Белая шелковая рубашка на левом боку была вся в свернувшейся крови. Стекая под спину, кровь насквозь пропитала одежду и лужей темнела на паркете. Спереди, посредине багрового пятна — черная дыра, окаймленная кольцом темных пятнышек.
— Выстрел в упор? — предположил я.
Комиссар кивнул, натянул тонкие перчатки и достал из кармана покойного бумажник мягкой коричневой кожи. Ловкие пальцы привычно перебрали содержимое. Мятая купюра, пачка закладных, несколько квитанций и водительские права в изящном кожаном футляре. Веспер Юнсон взглянул на права и присвистнул.
— То-то мне показалось, что я его знаю, — буркнул он.
— Кто это? — спросил я.
— Гилберт Леслер, — вздохнул он и в пояснение добавил: — Единственный сын и известный гуляка.
Я пристально взглянул на покойного. Белесые брови, лоб в неглубоких морщинах, светлые волнистые волосы, уже чуть поредевшие, крупный горбатый нос. Рот маленький и до странности вялый, подбородок круглый, незначительный. Вокруг рта и глаз — сетка тонких морщинок, отчего он казался старше своих лет. Я отметил легкую смазанность черт, которая не слишком сочеталась с дерзким орлиным носом. Модный костюм от хорошего портного, броский галстук и элегантные замшевые туфли дополняли картину — типичный сынок богача, с неистощимым упорством транжирящий отцовские денежки и собственное здоровье.
— По-моему, я его как-то раз видел, — сказал я. — В Фальстербу, кажется.
— О нем много писали в светской хронике, — заметил Юнсон, сунул бумажник обратно в карман покойника, встал и огляделся.
Мы находились в гостиной. Комната очень большая, метров пятнадцать в длину — от одной стены дома до другой. По обоим торцам — огромные окна, закрытые зеленью. В углу — камин из неоштукатуренного кирпича. Закругленные диваны, прекрасной работы столики и мягкие кресла. Посредине — коричневый рояль на прозрачных ножках. На кремовых стенах целая армия модернистов в пронзительных красках и диковинных форм. С потолка свешивались две хрустальные венецианские люстры.
В ближайшем от холла углу кресла перевернуты, у одного оторвана спинка. По полу разбросаны подушки. Когда я шагнул к угловому дивану, под ногами захрустели осколки фарфора и стекла. На диване лежал целехонький стакан для грога, красная обивка вокруг него намокла.
Как стакан мог очутиться на диване? Я терялся в догадках, пока не увидел узкую стойку из зеркального стекла, тянувшуюся вдоль спинки дивана. На ней стояло полбутылки французского коньяка, еще два стакана, оба пустые, и пепельница того же кобальтового фарфора, осколки которого валялись на полу.
Диван-бар стоял явно не на месте. За ним располагался сервант с дверцами зеркального стекла, но для бармена места не было совершенно. Кто-то так резко толкнул диван в угол, что край стойки врезался в дверцу шкафа и разбил стекло.
— Видно, крутой был разговор, — заметил я.
Веспер Юнсон будто не слышал. Зорким взглядом он ощупывал стены. И, похоже, интересовался вовсе не произведениями искусства. Неожиданно он быстро прошагал к камину и наклонился, рассматривая один из кирпичей. А немного спустя удовлетворенно воскликнул:
— Вот она!
Я подошел взглянуть. Сантиметрах в десяти над зевом топки в обожженной красной глине была круглая дырочка, и кирпич потрескался. Выходит, именно тут и закончила свой путь смертоносная пуля.
— Ну-ка посторонитесь, — сказал комиссар.
Он встал позади мертвеца и поднял руку, как бы целясь в камин, а взгляд его тем временем выверял расстояние от трупа до кирпичной кладки. В конце концов, послышалось удовлетворенное ворчание.
Вошел полицейский фотограф.
— Я не сразу вас нашел, — повинился он.
— Вы лучше фотоаппарат найдите, — бросил Веспер Юнсон. — Есть работенка.
При виде трупа полицейский вытаращил глаза.
— И еще скажите Класону, пусть опять съездит за доктором Герхардом, — добавил комиссар.
Полицейский щелкнул каблуками и исчез. Веспер Юнсон расправил усы и вздохнул.
— Грустная история.
— Семейная драма с летальным исходом, — сказал я.
Маленькая круглая голова склонилась набок.
— Любопытно послушать, — протянул он, глядя совсем в другую сторону.
— Сын приходит к отцу, ему нужны деньги, отец отказывает, сын выхватывает пистолет, угрожает, вспыхивает драка, отцу удается разоружить сына, но гремит выстрел, и сын падает замертво.
— Ну-ну, продолжайте, — благодушно обронил комиссар.
— Жизнь отца рушится, словно карточный домик. Он убил сына. Что ему теперь все миллионы. Его доброе имя опозорено, жизнь разбита. Единственный выход — разом положить этому конец. Он глотает горсть снотворных таблеток, садится в машину, потом, возможно, засыпает за рулем у Исбладсвикена, а возможно, нарочно едет в воду.
— Не исключено, что он именно так и сделал, — задумчиво согласился Веспер Юнсон.
— Выходит, в определенных условиях миллионер может покончить самоубийством, — подытожил я.
Комиссар не ответил, он рассматривал маленький ватный тампон, держа его пинцетом.
