пределами наших возможностей.
Фам улыбнулся:
– Она полностью за пределами наших
– Так это же я и сказала!
Но в глазах Винжа мелькнул свет:
– Гонле, он хочет сказать, что может быть, в будущем она не будет за пределами наших возможностей.
– Да! – Фам подался вперед, гадая, скольких их присутствующих может он увлечь своей мечтой. – Сделайте небольшой мысленный эксперимент. Поместите себя в Века Рассвета. Тогда, несколько кратких столетий, люди ждали радикальных улучшений от будущего. Арахна поможет вам восстановить этот дух. Может быть, вы сейчас этому не поверите. Вы не видите цивилизацию, которую сами строите. Эзр и Чиви, вы создаете Великую Семью, которая затмит любую другую в истории Кенг Хо. Триксия и Виктория и все пауки – это самое великое событие за всю историю нашего дела. И вы только начинаете понимать противоречия Арахны. Вы правы: сегодня говорить о путешествии к ядру – это разговоры ребенка, который катается в прибое и говорит о том, чтобы переплыть океан. Но я предлагаю вам пари: к следующему Времени Света у вас будет технология, которая мне нужна.
Он поглядел на Анне рядом с собой, и она улыбнулась ему – улыбкой счастливой и одновременно насмешливой.
– Мы с Анне и те, кто летят с нами на нашем флоте из трех кораблей, намереваемся опрокинуть систему эмергентов. Если мы победим –
А в самом ли деле Анне с ним пойдет? Она говорит, что да. После свержения тирании эмергентов – останется ли у нее тот «порыв», который ведет ее? Может быть, и нет. Победа оставит целую планету палатой де-фокусировки, как в Мансарде Хаммерфеста. Может быть, она не сможет оставить людей, которых спасла. И что тогда?
Анне улыбалась теперь ласково. Она стиснула его руку и кивнула, подтверждая договор, который он сейчас описал. Фам переводил глаза с лица на лицо: Чиви ошеломлена. У Эзра вид человека, который отчаянно хочет поверить, но перегруженная другими стараниями жизнь этого не позволяет. Что до пауков, их лица менялись от вызывающего «хочу видеть» у Андервиль до…
Всю его речь Виктория Лайтхилл сидела неподвижно и молчаливо, даже пищевые руки не шевелились. Теперь она заговорила, булькая тихо, грустно и удивленно, и Триксии пришлось перевести:
– Папу бы этот план восхитил.
– Да, – подхватил голос Фама.
Андерхилл был гений и мечтатель, прямо из Века Рассвета. Фам давно прочел «Дневники Видеомантии» Триксии, историю контрразведки Андерхилла. Этот коббер глубоко вкапывался в автоматику эмергентов, иногда так глубоко, что Анне Рейнольт заметила это вмешательство и сочла его свидетельством заговора людей. К концу Андерхилл знал, что такое Фокус; он знал, что у людей нет искусственного интеллекта или технологии, неимоверно обгоняющей его собственную. Шерканер Андерхилл должен был быть очень разочарован, обнаружив границы прогресса.
Рядом с ним Анне стала нерешительно кивать. И тут она поразила всех, в том числе и себя, но больше всех – пауков. Она склонила голову и медленная улыбка поползла по ее лицу.
– А что вас заставляет думать, что он не выжил? У него было столько информации о нас – и куда как больше воображения. Что заставляет вас думать, что это не было предусмотрено в
– Анне, я читал дневники. Был бы он жив, он был бы здесь.
Она покачала головой:
– Я вот думаю. Тяга глубины – мы, люди, не приспособлены к тому, чтобы это понять, а Шерканер был уверен, что Смит погибла. Но Шерканер Андерхилл не раз ставил в тупик и людей, и пауков. Он увел расу пауков в совершенно непредвиденном направлении – он увидел глубину в небе. Я думаю, он где-то там, внизу, и собирается пережить все тайны.
– Может быть… может быть. – Эти слова – Фам не понял точно, Триксии или Виктории, – были произнесены с благоговейным восторгом. – Мы же не знаем, где он сел на плоскогорье. Если это место было разведано им заранее, у него был шанс.
Фам поднял глаза вверх, на Арахну. Планета растянулась на тридцать градусов – огромная черная жемчужина. По всему континенту в южном полушарии и по тусклому сиянию восточного моря тянулись золотые и серебряные следы. И все же оставались огромные области нетронутой темноты, защищенные земли, которые останутся холодными и неподвижными до конца Тьмы. Фама пробрала внезапная дрожь понимания.