получил название по имени небольшой горной гряды Нганшон, начинающейся в этих местах.
В направлении каобаиского фронта из Ханоя мы ездили по шоссе номер 3. Конец февраля на этом участке сражений выдался особенно тяжелым для вьетнамцев. Резко похолодало, непрерывно шли дожди. Улочки Нганшона, террасами, отвоеванными у известняка, притулившиеся к огромной двугорбой скале, переполняли таборы беженцев, стоявшие неподвижно под пронизывающими ветрами и ливнями. До фронта было еще не близко, а война уже представала в своем страшном облике: картина страданий людей, лишившихся крова, потерявших близких и родных, видевших смерть и пожарища, сбившихся в ожидании автомашин под рогожными тентами, сжимала сердце. В едва брезжащем рассвете метались языки пламени над кострами, которые пытались загасить ветер и дождь.
Военный регулировщик с красной нарукавной повязкой решительно направил наш УАЗ через неглубокую речку, пересекающую Нгашнон, вброд, минуя забитый военной тех-' никой мост, к небольшому кирпичному зданию. Холодная, сырая, запущенная двухъярусная казарма, в которой некогда стоял французский иностранный легион, стала нашим пристанищем на два дня.
Перед этим пришлось ехать из Ханоя почти целую ночь, и мы сразу
Разбудил нас грохот винтов вертолета. Машина зависла чуть поодаль, на выезде из города. В окно хорошо было видно, как повсюду вокруг хижин и глинобитных домишек скапливаются люди с карабинами и автоматами. Прислуга 130-миллиметрового орудия, которое тягач подтащил к нашей казарме, и двое бойцов у 16-ствольной ракетной установки сооружали маскировку из бамбуковых веток. Не узнал я и нашего УАЗа. Водитель и бойцы сопровождения оплели машину срезанными побегами какого-то кустарника. Разведрилось. В кюветах беженцы сушили свои тенты.
Умывшись наспех из речки, едем в сопровождении капитана Нонг Ван Ха горной дорогой в сторону Каобанга. Мотор завывает на подъеме, из-под колес сыплются камешки в разверзающуюся слева пропасть. У пещеры с прикрытым камуфляжной сеткой входом останавливаемся. Заходим. Здесь допрашивают пленного.
Водитель Лю Фи из третьего батальона танкового полка 42-го армейского корпуса НОАК захвачен в ходе уличных боев в предместьях Каобанга. Пленного поймали в лесу вместе со стрелком его же экипажа. Коротко стриженный, коренастый. Лю Фи 23 года, в армии пять с лишним лет. В наступлении на город вел головную машину, в которой кроме пего находились еще четверо.
— Мы нарвались на зенитки, когда входили в город со стороны уезда Тхатьан, северо-западнее Донгданга. Перед нами была поставлена задача взять Каобанг в клещи… Вьетнамцы опустили стволы орудий и ударили по нашим тапкам прямой наводкой, — говорит он на кантонском наречии.
— Откуда вы родом?
— Из Гуандуна…
— Когда вы должны были, по расчетам вашего командования, захватить Каобанг?
— В нашем батальоне 31 танк. Каждый экипаж получил продовольствие на четыре дня. На этот же срок готовились боезапас и горючее…
В его полевой сумке нашли инструкцию по обращению с пленными. «Не убивать, не избивать», — говорилось в пей, хотя делалось и то, и другое. Характерный пример лицемерия! Здесь же было наставление по ремонту и обслуживанию военной техники, инструкция по обращению с мотором, мелкие деньги. Лю сдал свой пистолет «смит-и-вессон» помер К598710.
Перед началом боевых действий командир прокричал им перед строем: «Разожгите вашу злобу, крепче держите оружие, обрушивайтесь на врага всей силой, чтобы смести его с лица земли!»
Ни через четыре дня, ни через неделю китайским танкам так и не удалось прорвать оборону на каобангском направлении, хотя сам город агрессору удалось захватить. Из дальнейшей «беседы» с полуоглушенным, растерянным Лю Фи складывалось впечатление огромной неразберихи и медлительности в управлении китайскими войсками. Фи жаловался на боли в голове, рези в глазном яблоке, усталость в мышцах и общую слабость, охватившие его еще на марше в направлении Каобанга. У танкистов-механиков эти признаки свидетельствуют о крайнем переутомлении. В таких случаях водителя дублирует командир танка. А тот, как говорил Лю Фи, не мог этого сделать, поскольку не умел достаточно хорошо водить машину в сложной горной местности. Свои войска китайское командование измотало еще до того, как ввело их в действие.
Еще раз подтвердилось старое военное правило: армии, разбитые на поле сражения, начинают терпеть поражение задолго до начала боя.
В один из первых дней войны, под вечер мы возвращались в Нганшоп. На главной нганшонской улице, она же — шоссе номер 3, начали строиться повзводно вооруженные горняки, крестьяне, охотники. Водители армейских грузовиков, повинуясь жестам регулировщиков, съезжали к броду, в объезд разраставшейся колонны. Ополченцы, как и их соседи из Лангшона и Хатуена, готовились выступить для нанесения контрудара по врагу.
Комиссар каобангского ополчения, лейтенант-полковник Ле Кань, ветеран боев с американцами в южных провинциях, в частности под Куангчи в 1968 году, рассказывал о действиях своих частей. За неполные десять суток боев ополченцы и региональные вооруженные силы вывели из строя около 10 тысяч солдат и командиров китайской армии, сожгли и подбили 134 танка, взяли много пленных. За боевые заслуги уже вручены 32 ордена особо отличившимся бойцам 37-й, 51-й и 67-й каобангских дивизий. Орденами награждены общины Куангхоа, Хоаан, Нгоккхе, Диньфонг. Среди героев представители всех одиннадцати национальностей, живущих в провинции, — вьетнамцы, тхаи, нунги, мео.
— Бои идут чрезвычайно суровые, — говорил Ле Кань. — Враг особенно широко применяет на нашем направлении тактику «человеческого моря». Они гонят своих людей на мины, на пулеметы… На перевале Кхаутья наши бойцы отражают беспрерывные атаки целой дивизии. Устает металл у оружия. Китайцы потеряли здесь приблизительно 4 тысячи человек.
Удивительные истории слышал я от участников обороны в Каобанге, побывав у них вместе с Ле Канем.
55-летний Кон Ван Хак, охотник, в первом же бою уложил из однозарядной старинной винтовки трех врагов. Ополченец Вы Тан Тхай с сыном Хыонгом встретили китайских солдат огнем возле собственного дома, находившегося в сотне метров от границы. Вражеский дозор отступил, оставив убитых.
На переезде с одной позиции на другую зашел как-то разговор о минувшей войне в южных провинциях Вьетнама против американцев и марионеток. Ле Каню, говорившему по-английски, приходилось знакомиться с западной литературой по этому вопросу. Вспомнил он, в частности, книгу Гендерсена, участника боевых операций на вьетнамской земле, под названием «Почему сражался Вьетконг?». Офицер, бывший противником Ле Каня, вышедший в отставку в таком же звании — подполковника, сообщал в своей работе, что в период сосредоточения Пентагоном максимальных сил во Вьетнаме там находилось около 40 процентов американских боевых дивизий, половина тактической авиации и треть военно-морских сил. Ле Кань процитировал из своей записной книжки: «Вьетконг и северовьетнамская армия сумели выдержать самую непрерывную и интенсивную огневую мощь, какая когда-либо была направлена против какой-либо армии». Так что же, сказал он, Пекин окажется сильнее Вашингтона?
Разговор этот происходил в тяжелый момент, когда мы узнали о захвате города Као-банга китайцами. Вьетнамские солдаты оставили его по приказу командования, которое предпочитало выводить из-под массированных ударов свои силы, как бы пропуская противника, чтобы возобновить контратаки на его флангах.
Последний боец батальона, прикрывавшего организованный отход региональных сил и эвакуацию мирного населения, ушел из Као-банга, согласно приказу, 25 февраля. Им был 29-летний коммунист старшина Хоанг Ван Тхань. В пятнистом комбинезоне, матерчатом шлеме, обвешанный гранатами, он напряженно прислушивался к звукам боя, приближавшегося с северной стороны от уже взорванного его бойцами моста над пропастью возле перевала Таихосин. Там складывалась новая линия фронта, а пока приходилось отбивать попытки китайских командос из бывших хуацяо навести «обезьяний мост» — временную переправу из подручных средств — и зацепиться на противоположной стороне пропасти. Тхань наблюдал, как его бойцы в такой же маскировочной форме уходили по узкой тропке за бамбуковые кусты, покрывавшие холмы.
