лейтенант. — Вероятнее всего, захвачены. Трое убиты. Тяжелораненых и легкораненых у нас восемь. Завтра утром сможете увидеться с ними в госпитале…
Уже почти десять вечера. В клубе бойцов ПВО — бамбуковом бараке на лангшонской окраине — сыровато и не по-тропически промозгло. За окном — туман, редкие фонари будто обернуты марлей. Лампочка горела вполнакала, и от этого усталое лицо лейтенанта, сорокалетнего человека, казалось еще более осунувшимся. Мне было совестно задерживать его после пресс-конференции. Но для завтрашней корреспонденции необходимы детали, и мы продолжали разговор.
В характере вьетнамцев — симпатизировать настойчивости, если она диктуется рабочей необходимостью.
— Знаете что, — говорит Зюен. — Сейчас на границе тихо. Я могу поехать домой — это в направлении Допгданга. Положим мой велосипед в ваш УАЗ, проедем в ту сторону, к границе, вы наберетесь впечатлений, а я часок посплю…
Отправляемся в путь. На ободранном полотне дороги УАЗ трясет и подбрасывает. В небольшой деревеньке заливается лаем собака, и мы останавливаемся, выходим из машины. Из темноты выдвигается человек в черной куртке. Через плечо перекинут автомат ППШ. Луч фонарика освещает меня, упирается в Зюена и сразу гаснет.
По тропе, ползущей вдоль хижин, минут двадцать карабкаемся в гору. На гребне, где из-под ног осыпаются мелкие камешки, задерживаемся. Вокруг туман и мрак. Сырость вызывает озноб.
— Прислушайтесь, — говорит лейтенант.
Вдруг слышим энергичные хлопки ладонями в такт. Потом доносится пение. Разбираю отдельные слова по-китайски: «Мы несем свободу цветущим веткам корицы…» Опять бьют в ладоши и согласное: «Дадим по затылку неблагодарным!» Что-то исступленно кричит один, за ним повторяет хор.
— В землянках на той стороне стало тесно. Подкрепления подходят и подходят… Сегодня уж что-то очень расшумелись. Стрельбы не отмечалось несколько часов, это — тревожно. К тому же завтра суббота, а китайцы любят начинать выходные с неприятностей для других, — говорит лейтенант и, перейдя на местный диалект, что-то обсуждает со встретившим нас в деревне ополченцем.
Через полчаса возвращаемся в Лангшон. Залитые влагой поля серебрились кое-где вдоль дороги, словно разбросанные по долине огромные зеркала. Стояла тишина. А на душе становилось все тревожнее. Явно волновался и лейтенант Зюен, поторапливавший водителя. Неужели на той стороне все же готовятся к нападению? Невольно вспомнилась беседа, состоявшаяся в Ханое в конце ноября 1978 года. Делегацию правдистов принимал член Политбюро ЦК КПВ, в то время начальник генерального штаба Вьетнамской народной армии, генерал Ван Тьен Зунг.
— Пекинская клика, — говорил он, — открыто называет нас врагами и готовится к агрессии. Борьба против нашествия иностранных захватчиков для нашего народа дело привычное, и мы не дрогнем. Кроме того, нынешняя обстановка в мире в корне отличается от прежней. Агрессор не сможет считаться только с собственными желаниями. Мы не одиноки в борьбе. Сила нашей воссоединенной страны, воссоединенного народа приумножается поддержкой социалистических стран и миролюбивых сил мира…
Что же представляла собой китайская армия в канун нападения на Вьетнам?
Как считали специалисты, численность сухопутных сил Китая составляла намного более 3 миллионов человек. Основа их — 10 бронетанковых дивизий (в штатное расписание каждой входит 270 танков и 10 тысяч человек личного состава), 121 пехотная дивизия, 3 воздушно-десантных, 40 артиллерийских, 15 железнодорожных и инженерно-строительных, а также 150 отдельных полков. Предполагалось, что, учитывая отсталость технического оснащения и вооружения китайских военно-морских и военно-воздушных сил, в будущих возможных боях они будут играть вспомогательную роль. Однако 5 тысяч боевых самолетов, 23 крупных надводных корабля, около 80 подводных лодок, включая одну атомную, тысяча «морских охотников» и патрульных катеров также составляли внушительную силу.
Боевой опыт командиров и бойцов вооруженных сил Китая складывался следующим образом. Самые крупные бои, которые им пришлось вести после изгнания с континента в 1949 году чанкайшистов, приходятся на войну в Корее, инцидент на китайско-бирманской границе и вооруженный конфликт с Индией в 1962 году. Семнадцать лет, последовавших за этим, армии отводилась, в основном, если не считать захвата в 1974 году принадлежащих Вьетнаму островов в Южно-Китайском море и участия военных специалистов КНР на стороне полпотовцев в пограничной войне против СРВ, роль орудия обеспечения политической власти пекинской верхушке внутри страны.
Стратегическое мышление высших командиров строилось на «шести условиях» Мао Цзэдуна, без наличия которых не следовало «навязывать врагу бой». В эти условия входили: «поголовная помощь населения армии, выгодные позиции для ведения военных действий, полная концентрация собственных сил, знание слабых мест противника, учет его физического и морального состояния, а также наличие ошибок противника».
Среднее и низовое командное звено должно было знать следующие «три условия победы»: героизм солдат, опыт офицеров, постоянная разведка. А вот что рекомендовалось, например, китайским солдатам в наставлении по борьбе с танками, находящимися на вооружении вьетнамской армии: «Если мы будем подходить к ним по принципу раздвоения единого, уклоняться от их сильных сторон и бить по слабым, то сможем хитроумно победить их». Подобные выкладки заставляли дословно выучивать людей, которые зачастую до вступления в бой и в глаза танков не видели.
Основу морально-политического воспитания бойцов и командиров пекинского воинства составляли примитивный антисоветизм, враждебность к «недружественным» и «неблагодарным» соседям. Сложность в проведении такой психологической обработки заключалась, однако, в том, что в сознании многих китайцев, в том числе молодых, еще была жива память о дружбе с Вьетнамом. Позже китайские офицеры стали объяснять солдатам — выходцам из Юньнани, что «вьетнамцы напали на наших братьев в Гуандуне», а в Гуандуне в это же время старшие командиры рассуждали, соответственно, о мифических «обидах» юньнаньцев. Так постепенно разрасталась ложь о «необходимости наказать» Вьетнам. Китайское население не знало и не узнало подлинной правды о происшедшей войне. Пекинская пропаганда утверждала, будто это «контрудар в защиту своей территории», а последующее военно-политическое поражение прикрыло шумными церемониями торжественных встреч «героев» — военнослужащих частей, отброшенных на китайскую территорию после неудачной агрессии. Изоляция пекинской правящей верхушки, в том числе и военной, от народа и солдатской массы проявилась в этих событиях как нельзя резко.
Хотя пропаганда печется о престиже армии в Китае, отношение к солдату правящей верхушки определяется традицией, которая издавна бытовала среди прежних мандаринов, генералов-милитаристов, чанкайшистского воинства. «Из хорошего железа не делают гвоздей, из скромной девушки — певички, а из приличного человека — солдата», — гласит китайская пословица. Чванливое, пренебрежительное отношение к «нижним чинам» присуще нынешней военно-бюрократической верхушке Китая. Один из офицеров германского рейхсвера, работавший в качестве советника в войсках Цинской династии, писал: «Китайский военный гений заключается в следующем. Обоснованные планы ему неизвестны, длительная организационная работа тоже. Выдумывают поход, наносят удар, теряют несколько тысяч каналий, о которых никто не сожалеет, забирают приличную дань и отходят восвояси. Вот и все. Война в Китае отличается от бандитизма только патронажем главы государства».
Конечно, имелись и совершенно иные традиции, зародившиеся в среде крестьянских повстанческих армий, народных дружин, руководствовавшихся принципами справедливости и добра, традиции, продолженные в национальных армиях 20-х годов, в соединениях китайской Красной Армии, а затем в Народно-освободительной армии 40-х годов, сражавшейся за освобождение родины от империалистического гнета, помогавшей корейскому народу в национально-освободительной борьбе против американской агрессии.
Подлинные интернационалисты в Китае хранят добрые чувства и теплые воспоминания о работе советских военных советников при Национально-революционном правительстве в 20-х годах, а также о помощи СССР в военном строительстве после образования КНР.
Бесспорно, влияние этих традиций, связанных с охраной мирного созидательного труда рабочих и крестьян, с защитой завоеваний китайской революции, не могло исчезнуть бесследно. Однако армия КНР к концу 50-х годов значительно растеряла их.[2] Нравственная сторона тактики «человеческого моря», руководствуясь которой китайское командование в течение нескольких дней
