Водопад грез

«Три дня, — сказала Мийа, отвечая на мой вопрос еще до того, как я задал его. — После того, как ты велел нам исчезнуть, я перенесла Джеби сюда. Три дня назад я наконец снова нашла тебя и тоже перенесла сюда». — Она устало улыбнулось.

Я лег и расслабился, чувствуя рядом ее тепло, не беспокоясь ни о чем, думая лишь о ней. Казалось, ее исцеляющее присутствие течет по венам, вырываясь наружу по нервам, словно одно лишь то, что я здесь, изменяло меня.

«Где мы?» — сказал я, желая услышать, как возникают ее слова у меня в голове, желая услышать ответ.

«В священном месте», — ответила она.

«В монастыре?» — В моем мозгу появился образ другого монастыря: развалины и пожарище, и ночь вокруг, наполненная ужасом и горем. Я вспомнил Бабушку, поморщился от боли.

— Намастэ, — вслух пробормотала Мийа в воздух. Мы едины. Она прижалась лицом к моей шее, словно пытаясь отогнать воспоминания, чтобы мы могли продолжать верить в то, что тепло и тишина этого убежища останутся с нами навсегда.

Я почти поверил в это, несмотря на все, несмотря на тени, помрачающие мои воспоминания, на боль, которая вспыхивала в моем теле каждый раз, когда я менял положение. Потому что мой мозг снова ожил, не только для каждой мысли Мийи, но и для Джеби, спокойно спящего, даже для таку. И за всем этим стояло ощущение обретенного мира, которое делало здесь и сейчас более реальными, чем они были когда-либо, превращая безопасность и принадлежность в слова с совершенно другим смыслом.

«Как? — спросил я. — Это ты сделала? Это». — Чудо. Я не мог произнести это слово даже мысленно.

«Нет, — ответила она, — Это такое место. Здесь рифы повсюду вокруг нас, они касаются нас все время. Ойазин… ойазин давным-давно показала мне это место. Она объяснила мне, как оно может исцелять. Я хотела перенести Джеби сюда еще раньше, но его родители и Тау никогда бы мне этого не позволили».

«Убежище», — подумал я, и у меня не осталось сил задавать вопросы, и не хотелось больше ответов. Я лежал в теплом море ее мыслей, сознательно следя за каждым своим вдохом, удивляясь, как легко стало мне дышать. Однажды, очень давно, я чувствовал, как мое избитое тело подобным образом лечит себя. Сейчас все, что я наделал, казалось кошмарным сном: я не контролировал ничего, что делал, и может быть, сейчас ничего этого и не было. Я знал только, что во всей своей сознательной жизни я никогда не чувствовал себя настолько цельным, как сейчас.

Я просыпался и засыпал, просыпался снова, не зная, сколько раз, теряя отсчет времени. Наконец я открыл глаза — мне показалось, что я слышу детский смех. Я лежал, неуверенно прислушиваясь, пока не услышал его снова: он доносился из темной комнаты за дверью-аркой, где были гнезда таку. Я услышал шаги, неровный топот детских ног.

Я медленно сел, ожидая, что во мне снова взорвется боль. Да, все у меня еще болело, но совсем не так, как раньше. Я взглянул туда, где рядом со мной спали Мийа и Джеби, ожидая, что это место окажется пустым. Мийа спала, но Джеби не было.

Я уставился в пустое пространство за ней. До меня снова донесся детский смех. Я обернулся, всматриваясь в прореженную пятнами света темноту внутренней комнаты. Все, что я мог увидеть, — это двигающиеся тени. И затем я сделал то, что так давно не делал — не мог делать: я открыл свой мозг, неуверенно протягивая нити мыслей в поисках Джеби, пытаясь вспомнить ощущение его присутствия, которое всегда появлялось в моей голове вместе с мыслями Мийи.

Джеби. Это был Джеби — смеющийся, свободный в движениях, как любой другой маленький мальчик, словно и не было у него никаких неврологических повреждений, словно он никогда не был пленником своего тела и ему никогда не нужна была помощь Мийи, даже чтобы двинуть пальцем.

Сейчас она не помогала ему. В его мозгу не было и следа ее контроля. Но все же он думал о ней, как думал я, но это были просто его собственные мысли, не тянущиеся нитью в ее мозг.

Я встал, борясь со слабостью, все еще не в состоянии поверить, что не сплю. Я сделал шаг, другой по направлению к двери, осторожно доверяя свой вес полу. Ко мне пришло сомнение в том, что это место в действительности существует, что я, что все мы не просто призраки. Ходящие, дышащие, смеющиеся. Боль пронзала меня с каждым шагом, но больная нога выдерживала мой вес, и все другие части тела делали то, что от них требовалось, шаг за шагом. Я дошел до двери, тронул рукой ее твердый косяк. У меня все еще не было уверенности, что за дверью я увижу Джеби.

Но он был там, в длинном зале, в котором смешивались свет и тени. Он бежал за таку, который летел, бросаясь из стороны в сторону. Другие таку пищали и летали вокруг него как листья на ветру, радуясь игре.

«Джеби». — произнес я не голосом, а мысленно.

Он остановился, неловко пошатнувшись, чтобы взглянуть на меня, как будто услышал мою мысль. Затем он развернулся и устремился ко мне с сияющей улыбкой на лице. Я понял, что мы действительно все умерли и я всю жизнь ошибался, думая, что небес не существует.

Он столкнулся со мной, заставив меня поморщиться от боли, его маленькое тело было таким же материальным, как стена, благодаря которой я не упал на пол.

— Кот! — сказал он. — «Кот!»

Я услышал, как мое имя отражается эхом внутри и снаружи моей головы. Странное чувство охватило меня, и я подхватил Джеби на руки. Если это жизнь после смерти, то ничто не может доказать, что она не реальна.

— Мамочка!

Я повернулся, сильнее прижимая его к себе, и увидел Мийю, сидящую на своем спальном коврике, улыбающуюся нам. Она вошла в комнату и обняла нас.

«Мы не призраки, нэшиертах, — возразила она. — Намастэ».

Мы едины. Не сразу я позволил себе говорить, точнее, думать, так как сейчас мне можно было говорить мысленно, и все меня услышат.

«Джеби ходит, ходит сам. — Мне это все еще казалось нереальным. — Как это возможно?»

«Тут есть ки — ритмы, которые чувствуют ан лирр: движение воздуха, линии электромагнитного поля. Там, где формируются определенные узоры, ан лирр думают об определенных вещах. Мы называем эти места шуи. То место, куда перенесла нас ойазин, чтобы мы увидели наш Путь, является одним из них. Она рассказала мне, что здесь был построен монастырь, потому что здесь ан лирр думали об исцелении».

Я чувствовал, что она пытается показать мне все как можно понятнее. Даже мыслями ей было тяжело объяснить мне концепцию, чуждую всему моему предыдущему опыту.

В мое сознание проник созданный ею образ тела как биоэлектрической системы, подобной системе биохимической. Она сознавала, что большая часть человечества не видит и половины составляющих того, что делает живое существо живым. Я увидел тело уподобленным органическому компьютеру, почувствовал, как она поймала этот образ и показала мне организм космопорта, когда он становится большим, нежели просто сумма его частей, как ан лирр.

Таку кружился над нашими головами. Джеби поднял руки вверх, и таку сел на его пальцы. Я замер, когда он опустил его на уровень глаз, но таку отреагировал на меня только взглядом опаловых глаз и вскарабкался по руке Джеби на его плечо, где и уселся.

Я глубоко вздохнул и последовал за Мийей через комнату, где у потолка гнездились таку. Джеби пошел за нами, таку рискованно балансировал на его маленьком плече. Я удивился тому, что пол комнаты был чистым, словно даже таку признавали это место священным и не гадили на пол.

За комнатой начинался один из тех извилистых коридоров, которые предпочитали гидраны, возможно, по эстетическим соображениям, или же потому, что если им необходимо быстро добраться до какого-либо места, они могут телепортироваться. Мне все еще было больно просто держаться прямо, но сейчас, по крайней мере, не надо было никуда спешить. Я понял, что вся моя жизнь до этого момента проходила в постоянной спешке. Сейчас я не мог понять почему. Здесь, казалось, даже мысли текли медленно, мой мозг впитывал каждую деталь строгого изящества монастыря: то, чем он отличался от Зала совета, то, в чем он