что мне померещилось!
— А ты всё равно расскажи. Даже если померещилось.
Я провёл ладонью по лицу.
— Танука, я не знаю. До встречи с тобой, до этого случая с Игнатом я жил спокойно. Может, скучновато, но спокойно. Не задумывался ни о чём таком. Ага. И уж тем более не бегал от ментов и меня не преследовали глюки. А сейчас мне всё время мерещится всякая чушь. Первый раз это случилось в кинотеатре — помнишь, я отрубился? Я списал всё на усталость, отравление, но те следы… Да и после эта хрень накатывала, раз за разом. И что-то странное было, когда ты подговорила меня выйти с «Кабинетами». А вчера, когда я был в ментовке… Знаешь, я просто не могу объяснить, не понимаю, как я очутился под землёй, в тех переходах. Но ведь объяснять ничего не надо, верно? Ты же заранее знала, что я там, даже знала, где я вылезу, и ждала меня. И ещё… — Я помедлил, собираясь с мыслями. — Да, ещё. Дурь, конечно, ты только не смейся: мне всё время чудится какая-то собака. Ага. Чёрная. Чуть только начнётся заварушка, она тут как тут. Я, правда, ни разу не смог её разглядеть. Скажи, это с тобой как-то связано?
— Как-то связано, — подтвердила девушка, по-прежнему глядя в окно.
Я ожидал подобного ответа, но всё равно похолодел.
— Танука, — тихо спросил я, — кто ты?
— Давай пока не будем об этом, — ушла от ответа она. — Во-первых, долго объяснять. Во-вторых… ну, ты пока не готов.
— К чему не готов? Ты оборотень?
Танука поморщилась.
— Оборотней не бывает. Ты читал Кастанеду?
— А при чём тут Кастанеда?
— Не увиливай. Читал или нет?
— Ну, читал, — неохотно признался я. — Не помню сколько. Первые тома. И, если честно, думал, что это бредятина.
— И сейчас так думаешь? — Я промолчал, и Танука продолжила: — Так вот, если ты помнишь, там сказано, что человек своей волей может изменять реальность вокруг себя, переходить в другие миры, меняться сам и всё такое.
— Сказано-то сказано, — согласился я, — только они там полкниги были укуренные в дрова и кактусы жрали. А по обкурке чего не примерещится! Написать можно всякое. У меня двое друзей на этой книжке съехали потом. Набрали дури, заперлись в подвале и неделю там сидели, кумарили. Расширяли, блин, сознание. Один в итоге в дурку загремел, другой в тюрягу — вёз пакован травы из Самары, его и сцапали. Пять лет получил. Вот тебе и Кастанеда. А ты говоришь…
Девчонка на это только хмыкнула.
— Вот сразу и видно, что ты читал только первую книгу. А даже там, между прочим, сказано, что трава, кактусы и всякое такое — это только первая ступень. Инициация. И без наставника этим нельзя заниматься. А тот старый индеец, дон Хуан, просто хотел «пробудить» ученика побыстрее. Вот и дал ему пинка, устроил встряску.
— Зачем?
— Затем что старый был уже, боялся, что не успеет обучить его всему, что нужно! А в других книгах Кастанеда пишет, что психоделики на самом деле вовсе не нужны, что это лишнее и даже опасное, а главное — в медитации, в особых упражнениях. И вообще, учение дона Хуана — практика духовная. И путешествовать по другим мирам можно без всяких там кактусов. Между прочим, там написано, как он в ворону превращался. Только фишка в том, что дальше третьей книжки его обычно никто не читает, и все наши придурочные наркоты прутся от Кастанеды, типа он за наркоту, а главного не понимают. И Кастанеда тоже многого не понимал.
— Постой, постой… Так ты хочешь сказать, что галлюцинаций вообще не бывает?
— Почему не бывает? Бывают. Просто есть вещи, которые реальны, а их всё равно принимают за галлюцинации. Главное — это уметь их различать.
— А ты различаешь?
— Иногда, — призналась девушка. — Но мне нужно, чтобы ты их научился различать.
— Тебе нужно?
Танука заглянула мне в глаза.
— Да, мне, — твёрдо сказала она. — Извини, но у меня не было другого выхода. Потому что только ты сейчас можешь мне помочь.
Тут в голове у меня что-то щёлкнуло, и до меня медленно стало доходить.
— Ты что-то дала мне, — ошеломленно произнёс я. — Тогда, в кинотеатре. Бог мой, как я сразу не догадался… Подсыпала в попкорн. Или в пепси. Какую-то дрянь — псилоцибин или ещё чего-нибудь. Так?
— А в фотик Михалыча я что подсыпала?
Я не нашёл, что на это ответить. Танука тоже умолкла. Автобус ехал с прежней скоростью. Тётка впереди храпела, маленький ребёнок позади нас непрерывно повторял «пука-кака» и после этого хохотал, будто его щекотали, да ещё водитель запустил кино по видео, и пассажиры вперились в экран. На нас никто не обращал внимания, мы говорили тихо, и всё равно в этот миг мне казалось, будто все к нам прислушиваются. М-да. Думаю, самый правильный диагноз относительно меня — это паранойя. Плохая новость. Но с другой стороны, есть и хорошая: у меня паранойя, потому что меня преследуют!
Я с силой потёр лоб. Соображай, голова, соображай…
— Ну, ладно. Допустим, я не в обиде, что ты решила поскорей «инициировать» меня, допустим. Но на фига тебе это? Ради чего?
Танука долго кусала губу, я уже решил, что на этот вопрос ответа не будет, как вдруг он последовал.
— Я хочу найти Игната, — объявила она. — И вернуть его.
— Вернуть Игната? — тупо повторил я. — Как это? Я не понял. Как это — вернуть? Куда вернуть?
— Сюда, — простодушно пояснила она. — Обратно. К нам.
— Ну, знаешь! — фыркнул я и откинулся в кресле. — У тебя с головой всё в порядке? Всякое я слыхал, но такое… Извини, но он в морге лежит, как ты его вернёшь? Зомби, что ли, из него сделаешь? Нет, Танука, тут ты чего-то недопоняла. Давай лучше сразу разберёмся, чтобы после не тупить.
— А ты на мгновенье допусти, что в морге Игната нет, — предложила она.
Ага, подумал я. Тепло, тепло… уже совсем горячо. Сделаем-ка морду чайником, изобразим удивление и посмотрим, что будет дальше.
— Как нет? А кто там?
Танука пожала плечами:
— Какой-то неопознанный трупак.
— С белыми волосами?
— А хоть бы и с белыми.
— А где тогда Сорока?
— Я не знаю. Но ты забудь, что его нет. Постарайся забыть. А то вы все его уже заранее похоронили: Хельг, Дрын, ребята… сестра его… все! А ты допусти, что он просто где-то заблудился. И ждёт помощи. Нас ждёт.
Я не сдержал усмешки.
— Слушай, Танука, хватит рассказывать сказки. Не верю я в такую дурь, не могу и не хочу. Это бред какой-то… В конце концов, это просто невозможно!
— Не ори. — Теперь уже моя спутница усмехнулась и откинула спинку сиденья. — Невозможно ему… А через пол провалиться — это возможно? А играть как бог, когда ты первый раз вылез на сцену, — это возможно? Тоже мне, Эрик Клэптон… Или ты уже забыл тот концерт? Сам же удивлялся: «И как это у меня получилось?» Чего замолчал? А, Жан? Давай, возрази мне. Или ты в натуре такой виртуоз?
Вот тут она меня уела, нечего сказать. Любые доводы разума разбивались о факты. Да мне достаточно взглянуть на собственное плечо, чтоб убедиться, что это не сон!
Танука тоже долго молчала и отводила взгляд. Потом заговорила опять.
