Сердце у меня заколотилось, а по спине торжественным маршем прошлись мурашки. Прошлись со вкусом, строевым, побатальонно, на одного линейного дистанции — руки по швам, равнение на мавзолей. «Пикник» в приемнике продолжал гипнотически звенеть стальными струнами, Эдик Шклярский распинался вовсю:
Жили здесь двое, горячая кровь,
Неосторожно играли в любовь.
Что-то следов их никак не найти,
Видно, с живыми им не по пути.
С каждым днем тише негромкий мой шаг,
А сердце, как клетка, где птицей бьется душа.
Вижу, как идет навстречу
Кто-то в белом и с косой.
Все мы гости в этом мире.
Пора домой![6]
Мурашки на моей спине закончили печатать шаг и потянули бронетехнику. Я передернулся. На сей раз мы с Серегой, кажется, влипли во что-то действительно серьезное.
— Ни хрена себе, — выразил общее мнение Димка. — Гм. Интересно, откуда это здесь? Не может быть, чтоб вот так, без нашего ведома… Может, это КГБ?
— ФСБ, — машинально поправил его Денисыч. — Кабан, выключи свою шарманку! Нет, на наших не похоже. Чего им тут делать? Это какие-то «новые русские» балуются. Наверное, просто подземный ход с чьей-то дачи.
— Нет, — сказала Ленка, нервно поводя плечами. — Это ОНИ.
Сказала она это так, что все сразу поняли, о ком идет речь.
— Открывай, — скомандовал я Сереге.
— Чем? — опешил тот.
— Чем хочешь открывай, ты же ее как бы создал… Попробуй своим «харлеем». Преврати его в ключ.
Серега неуверенно покосился на дверь, потом на фонарик в руке и потянулся к кнопке звонка.
— Может, лучше позвоним?
— Нет, лучше не надо. — Денисыч перехватил его руку на полпути и мягко, но решительно опустил: он уже все понял и теперь ощущал себя в своей стихии. — Пока преимущество неожиданности на нашей стороне, мы на шаг впереди. Открывай.
— Я не уверен… Ладно, попробую.
Серега погасил фонарь, нагнулся к замку, с минутку чем-то там поковырял, и Дверь с неожиданной легкостью растворилась. Не было ни лязга замка, ни сигнала тревоги, даже петли не заскрипели. Денисыч нахлобучил шляпу, отчего сразу стал похож на Индиану Джонса, вынул пистолет, затоптал окурок и жестом скомандовал остальным: вперед. В две минуты мы собрались, упаковали рюкзаки, глотнули напоследок воды из озерца и шагнули в распахнувшийся зев загадочного туннеля.
За дверью оказался прямой коридор, полого уходящий в обе стороны, направо и налево. Мы подкинули монетку и решили двигаться вниз. Уклон был небольшой, ступенек не было. Пол оказался ровный и шероховатый, ноги не скользили. Световые лучи метались в темноте, потом на стенах через равные промежутки стали попадаться широкие, матово светящиеся полосы. Я потрогал одну из них и не ощутил под пальцами ничего похожего на светильник: стена как стена, словно, полосу просто нарисовали Серегиным фломастером. Свет был совершенно холодный. Я хмыкнул. Если коридор, равно как и Дверь, был тоже создан воображением Кабанчика, в этом не было ничего удивительного. Но если нет, тогда… Под потолком ощущался встречный ток холодного воздуха, несильный и ровный; Димка, топавший сразу за мной, то и дело нервно принюхивался и фыркал. Сколько мы так прошагали, не смогу сказать, когда шедший впереди Фил вдруг остановился и поднял руку. Мы встали тоже, коридор здесь делал резкий поворот, за которым оказался большой зал, явно искусственного происхождения, освещенный все теми же полосками. Неоновые отсветы ложились на лица моих спутников, делая их похожими на киношных вурдалаков,
Помещение было забито до самого потолка (а до него было метров десять), сам потолок и стены покрывал тонкий слой пушистой синеватой изморози. Откуда-то тихо сочился пар. Длинный проход терялся в полутьме. Всюду, насколько хватал глаз, сомкнутыми рядами громоздились непонятного назначения округлые сооружения, похожие не то на гигантские лабораторные автоклавы, не то на железнодорожные цистерны; у многих были прозрачные стенки.
Фил ковбойским жестом поправил на себе шляпу стволом пистолета и хмыкнул: «Однако…»
— Здесь лучше держаться вместе, — сказал он, обернувшись назад, — а то неровен час кто-нибудь еще заблудится. А вот кричать тут лучше бы не надо.
Я почувствовал, как Ленка трогает меня за рукав.
— Там было так же, — сказала она.
Ни камер, ни людей поблизости не наблюдалось, и мы осторожно двинулись вперед.
С колотящимся сердцем я шел вдоль огромных криотанков, за прозрачными стенами которых спали — поодиночке и целыми стаями — непробудным сном животные и растения давно ушедших эпох. Сначала я останавливался у каждого второго смотрового стекла, прилипал к нему лицом и подолгу всматривался в синеватую глубину, Происходящее казалось сном, кошмарным, но при этом жутко интересным — о таких потом жалеешь, что проснулся. Взгляд выхватывал из полутьмы то трилобита, то наутилуса, то ортоцераса, третичных аммонитов, четвертичных ниммулитов и эвриптерид, ракоскорпионов и мечехвостов, панцирную рыбу (кажется, это был птераспис, но я не уверен), поздних кистеперых рипидистий, более ранних акантодов и совсем уж древних круглоротых — все, что человек видел доселе только на рисунках или в отпечатках из осадочных пород… Помню, я застыл и долго рассматривал хищного семиметрового дунклеостеуса, пока Ленка не оттащила меня от витрины. Гигантский музей был нескончаем. Наверное, где-нибудь хранились и контейнеры с самыми примитивными водорослями и радиоляриями, да и вообще…
— Бургессия белла… — бормотал я. — Виваксия… Леанхоилия…
— Не ругайся, — с пьяной прямотой осадил меня Серега.
— Я не ругаюсь… Ой, канадаспис! Глядите, это же канадаспис! Господи, сколько их тут…
Табличек не было. Не было вообще никаких надписей. Знакомые по книжкам названия всплывали в моей голове как сквозь туман, я даже и не думал, что еще помню их. Лена была права — в гигантском морозильнике без всякого порядка были собраны образцы почти всех видов, населявших Землю на протяжении миллионов лет, от насекомых и рыб до рептилий и млекопитающих. Когда мы дошли до отсека с динозаврами, я уже совсем потерял голову. Было от чего свихнуться. Помню, что меня тянули за руку, как ребенка в детсаду, я шел, как будто плыл по воздуху, и дико вертел головой. Впрочем, и остальные чувствовали себя не лучше. Триас, юра, мел и пермь — да, особенно пермь — были представлены здесь во всей своей красе.
— Игуанодон, — благоговейно шептал я, — аллозавр… майязавр… трицератопс… текодоны… прокомпосогнат…
— Как ты все это помнишь? — поразился Димка.
— Не знаю… Слушайте, тут у них, наверное, и млекопитающие есть!
Но до млекопитающих нам дойти было не суждено — как мы ни. крались, как ни соблюдали осторожность, видимо, эта картина все-таки вскружила нам голову. На охрану (или это был патруль?) мы нарвались совершенно неожиданно — Серега как раз остановился прикурить. Вроде поворотов не было, и четыре человека в черном возникли словно ниоткуда и тоже остановились, пораженные.
Прежде чем я успел хоть что-то сказать, Фил сделал стойку и навел на них пистолет.
— Стоять! — скомандовал он. — Руки за голову! Кто вы такие?
Четверка не отреагировала. Один что-то отрывисто сказал другому и все четверо двинулись вперед. Теперь я мог разглядеть их подробнее. Ленка очень точно описала их — худые, тонкие, высокие, все в черном, с острыми, прижатыми ушами, с сероватой кожей — внешность, скорее, киношных вампиров, чем пришельцев-инопланетян. Мне стало не по себе.
— Люди, спокойно, — с акцентом сказал крайний из них, — мы не причиним вреда. Уберите оружие. Сядьте, пожалуйста, на пол…
