— Недавно мы с Довбушем в Марген ездили, — сказал он, не сводя взгляда с меча. — Так там какие- то ребята местные теперь чудачат. Выступают возле рынка, ходят по углям. Называют себя нестинарами. Запало им в душу, как мы тогда с тобой плясали по углям. Такие вот дела. А ты как жил весь этот год?
— По-разному, — Жуга пожал плечами. — Ты уверен, что и в самом деле хочешь знать?
— Не знаю. Да. А может, нет… Не знаю. Я увидал тебя в ведре, ну, в смысле — отражение, и вот, пришел.
Жуга поднял с песка, отряхнул и надел рубаху. Простая, с незатейливой вышивкой, она изрядно выцвела и пообтерлась на локтях, но Реславу почему-то показалось, что Жуга ее носит не потому что нечего надеть на смену, а просто потому что он ею дорожит. Прорехи и дыры были заштопаны грубыми, неровными, но прочными стежками, Жуга вообще, похоже, питал непонятную слабость к старым вещам — этот его всегдашний пожелтевший овчинный кожух, этот заплечный мешок, эти стоптанные до дыр горецкие башмаки-царвули… Реслав вновь покосился на таинственный травников меч и отвел глаза. Жуга перехватил его взгляд.
— Я расскажу тебе о нем, — пообещал он. — Чуток попозже.
Рассказ его не затянулся. Говорил Жуга устало, сухо, опуская многие подробности и рассказывая, в основном, о себе. Бесцветный голос, скупые жесты, сбивчивая речь; слова сочились, словно кровь из раны. От всего этого за версту веяло холодом какого-то душевного надлома. Реславу то и дело приходилось переспрашивать, а под конец Жуга и вовсе махнул рукой и попросту умолк на полуслове. Реслав был друг. Реслав был учеником колдуна. Реслав был должен все понять.
Реслав все понял.
— Да, странные дела, — признал он. — Не нравится мне все это.
— А ты думаешь, я в восторге? — усмехнулся тот.
— Нет, что ты. Просто эти заговоры, колдовство…
— А что — колдовство?
— Ну, — Реслав подвинулся к костру и откашлялся, прочищая горло. — Ты ведь раньше все больше наговоры плел, ну, цвет там, то да се… А сейчас, я вижу, что ты попросту берешь в потоке силу, словно воду черпаешь ковшом, и все дела. А такой колдун долго не живет. Исчезают они куда-то, что ли… Помнится, Тотлис как-то мне рассказывал про это. В колдовском искусстве надо быть поосторожней с такими вещами. Эх, да чего уж там… Скажу прямо — я не знаю, чем тебе помочь. Вот разве что браслетка твоя… Коль так дела идут, то чего тянуть? Одна висюлька только и осталась. Нечего терять.
— Я пробовал, — сказал Жуга. — Не обрывается.
— Ну, ведь говорил же тебе косолапый: завсегда она действует на двоих. Второго надо? так вот он я. Чего осталось-то там?
— Ладья.
— Хм… — Реслав нахмурился и покачал головой. — Нет, не знаю. Ну-ка, дерни.
— Зря ты это. Не хочу тебя с собой тащить, куда попало. Может быть, не надо?
— Как тут угадать! Рви, а там посмотрим.
Травник потянул за фигурку на браслете. Та не поддалась. Он дернул посильнее.
— Ну-ка, помоги.
Потянули вдвоем. Без толку.
— Да, — проговорил задумчиво Реслав. Подбросил на руке браслет. — Как видно, срок не подошел. Это все равно, что бабе рожать… — Жуга едва заметно вздрогнул. — …заранее и пытаться нечего. — Он поднял взгляд на травника. — Ты куда сейчас путь держишь?
Жуга вздохнул, снял с огня котелок и вынул из сумки две ложки.
— На запад, — ответил он. — Туда, где я когда-то умер.
И повторил, помедлив:
— Хорошо, что ты пришел.
За разговором они уснули.
На следующий день жара сменилась облаками.
Путь до предгорий был неблизок. Шли два дня, дорогой обсуждая разные свои дела. Жуга рассказал Реславу про свой меч; штуковина и вправду оказалась удивительная, если не сказать — чудесная: потребен был топор — Жуга вытаскивал топор. Нужна была пила — меч делался пилой. Сам Жуга, однако, от него был не в восторге.
— Слишком уж покладистый, — ответил он, когда Реслав спросил его об этом, — если иду, куда надо… Как бы чего не вышло.
— У него есть имя?
— Да. Есть. Его ковали гномы.
И всю дорогу вслед за ними, то забегая вперед, то отставая и прячась в кустах, неотступно следовала лиса.
Деревню Чедовуху обогнули стороной. Погостить у Реслава Жуга отказался.
На второй день с неба хлынул дождь.
На третий день Жуга сошел с ума. Во всяком случае, Реславу именно так и показалось.
— Какого черта ты за мной увязался?! — срываясь на крик, наседал на Реслава рыжий ведун. — Я тебя не звал! Чем ты хочешь мне помочь? А? Убирайся к своей бабе! Она же в тягости, дурак!
Жуга ругался, швырялся камнями в лису, гонялся за Реславом, норовя огреть по спине ножнами; Реслав убегал, чтоб снова возвратиться. Вспышки беспричинной ярости сменялись столь же внезапными приступами полного безразличия: Жуга, не оглядываясь, брел по дороге, бессильно опустив руки и едва переставляя ноги. Иногда ходил кругами. Дважды оставлял свой меч и оба раза за ним возвращался. Грозил кулаками то небу, то земле, срывал мимоходом какие-то коренья, стебли, тут же их выбрасывал. Подпалил зачем-то муравейник, спохватившись, сам же затушил огонь и долго сидел неподвижно над развороченной кучей, глядя на обуглившихся мертвых насекомых и не обращая внимания на укусы живых. Потом поднялся и медленно двинулся дальше.
Со стороны все это могло бы выглядеть смешным, но Реславу было не до смеха. Он догнал Жугу, когда уже стемнело. Травник сидел у горящего костра и молча смотрел в огонь. Меч был при нем. По другую сторону костра сидела лиса. При появлении Реслава она тут же поднялась и бесшумно затрусила в сторону кустов. Растворилась во тьме. Реслав не без опаски приблизился и сел. Травник искоса псомотрел на него. Опустил взгляд. Глаза его были пусты.
— Прости, — сказал негромко он. Камень на его браслете светился. Реслав не нашелся, что ему ответить, и лишь молча кивнул.
— Ты уверен, что надо туда идти? — спросил он.
— Туда нельзя идти.
— Откуда ты это знаешь?
— Я не знаю.
— Тогда какого черта?!.. — вскричал Реслав, глянул на травника и осекся. Повернулся в сторону кустов. — Лиса сказала?
— Осень приближается, — устало произнес Жуга.
Больше он не проронил ни слова.
К вечеру следующего дня они достигли гор.
Скала вздымалась вверх крутым отвесом локтей на двести. «Или на пятьсот,» — подумалось Реславу. Попробуй измерь с непривычки… Особой разницы впрочем, не было — наверх они лезть не собирались. Идти вдоль скал почти что не пришлось, чему Реслав был до чрезвычайности рад — дорог здесь не было вообще, приятели уже без малого сутки шли по глухому лесу. Даже тропы сюда не вели.
Жуга наконец остановился и долго молчал, глядя вверх.
Деревья здесь стояли пореже, а у самой стены и вовсе росли лишь несколько чахлых одиночных сосенок. Из земли, на ширину ладони выдавалась почти квадратная, со стороной в двенадцать стоп, плита замшелого серого камня. Жуга не произнес ни слова, но Реслав почему-то сразу вдруг уразумел, зачем они сюда пришли. Взгляд его скользнул вверх по сосне. Пара-тройка ветвей были сломаны и висели на полосках
