Жуга постоял в молчании, улыбнулся криво.
— Ты с самого начала обманул меня, явившись в женском обличии, — сказал он. — Но теперь я знаю твое имя. Ты — Амброзий, бог великого древнего народа… с запада.
Пылинки заискрились ярче, и в воздухе у обрыва возникла фигура древнего старца в плаще, с посохом в руке. Белая борода ниспадала до пояса, в складках развевающейся одежды пряталась темнота.
— Да… Ты прав, — произнес он. — Это одно из моих имен.
— Я больше ничего не должен тебе, — сказал Жуга. — Мое возвращение оплачено сполна.
— Это так. Хочешь теперь узнать свое имя?
Жуга помолчал.
— Нет, — наконец ответил он. — Узнать его от тебя — значит опять стать твоим должником. Придет время, и я узнаю его сам. Скажи лишь, я угадал настоящее имя Тотлиса?
— Да. Его звали — Рохобор.
— Я найду Мару?
— Мара мертва.
Жуга вздрогнул, промолчал.
— Я не хотел верить, — медленно проговорил он, — но раз так… Что ж, прощай.
— Прощай, — ответил старик. — Теперь тебе не нужна свирель, чтобы меня позвать. Сохрани ее для других. Возможно, наши дороги еще сойдутся… когда-нибудь…
Фигура его стала прозрачной, пыль рассеялась, и воцарилась тишина.
Древний бог ушел.
Жуга поднял и раздул факел, разыскал в одном из сундуков кусачки с длинными ручками, освободился от цепей, срезал наручники с Балажа и Реслава. Похлопал последнего по щекам, приводя в чувство. Тот застонал, открыл глаза.
— Давно он в обмороке? — спросил Жуга.
— Как загремело, он и откинулся, — сказал Реслав, потирая багровые ссадины на запястьях. Кивнул на вторую дверь. — Что там?
— Сейчас посмотрим…
Дверь оказалась незапертой. Вошли. Факел осветил маленькую каморку с окном, белую фигуру на лежанке.
— Ганка! — ахнул Реслав, бросился вперед. — Ганка, ты… Господи, Ганночка…
На девушке была лишь длинная белая рубашка без рукавов. ее некогда густые, длинные волосы маг обрезал. Руки Ганны покрывали шрамы и рубцы, на ее бледном, измученном бесчисленными кровопусканиями лице блестели слезы.
— Жуга… — прошептала она. — Реслав… Реславка! Хлопчики… Пришли! Пришли… — упала Реславу на плечо, заплакала. Реслав неловко обнял ее, погладил по стриженой голове. — Он… он… — всхлипывала она.
— Все прошло… — пробормотал Реслав. — Все прошло… Все…
В каменную кладку стены было вделано кольцо, от которого к левой ноге девушки тянулась цепь. Жуга чертыхнулся злобно, передал факел топтавшемуся позади Балажу, вынул кусачки и скусил браслет. Цепь со звоном упала на пол.
— Пошли, — сказал он.
Идти Ганна не могла — слишком была слаба. Реслав поднял ее на руки. Жуга отыскал Сажека, погладил, сунул за пазуху. Осторожно пройдя по узкому карнизу, оставшемуся от комнаты, вышли на лестницу.
— Но Тотлис-то, Тотлис! — покачал головой Реслав. — Каков гад! А я еще в учениках у него ходил… Вот и верь после этого людям. Теперь начнется кутерьма — богачи, как мухи дохнуть будут…
— Пусть дохнут, — буркнул Жуга. — За все приходится платить… Зато наследнички обрадуются — заждались, небось.
Снизу вдруг послышались шаги. Все остановились, напряженно всматриваясь в темноту. Блеснул свет факела, из-за поворота показалась знакомая широкоплечая фигура.
— Олег!
— Ну, наконец-то! — вскричал тот, бросаясь навстречу. — Живы! А это кто? Эк, девка немощная… ее искали-то, что ль?
— Ее, — кивнул Реслав.
Олег сунул факел Жуге.
— Эх, бабы, бабы… Все беды из-за них. Дай-ка я…
Он осторожно подхватил Ганку, поднял ее, словно пушинку и понес, не переставая говорить.
— Я весь замок обегал, вас разыскивая. Здесь вход завалило, еле раскидал… Че гремело-то там?
— Так… сволочь одну прибили.
— А-аа… Ничего себе — прибили! Вся халабуда, вон, раскололась, вдребезги и пополам.
— Гости-то где?
— Смеешься? — повернул голову Олег. — Едва башня рушиться начала — только их и видели! Пан Пелевешич со всей челядью первый удрал. Один я только остался.
— Не забоялся?
— А чего мне бояться?
Жуга с Реславом переглянулись, усмехнулись понимающе.
За воротами обнаружилась беспризорная лошадь. Свели на двор, запрягли в одну из телег. Ганну уложили на свернутые одеяла, укутали потеплее, принесли воды. Жуга отыскал в повозке у музыкантов их котомки, бросил на телегу. Запасливый Олег пробежался вдоль столов, набил мешок снедью. Зачерпнул напоследок ковш из бочонка.
Двинулись в путь.
Ночь была прохладная, звездная. Поскрипывали колеса. Олег вызвался править. Ганка лежала, глядя на Реслава, улыбалась грустно. Балаж молчал, насупившись — казалось, о нем все забыли. Жуга сидел сзади, глядя на удалявшийся замок, гладил задумчиво Сажека. Котенок все еще вздрагивал, косился по сторонам, затем перелез через мешки и подобрался Ганне под руку.
— Ах! — удивилась та от неожиданности. — Кошка!
— Это кот, — с улыбкой поправил ее Жуга.
— Как его зовут?
— Сажек.
— Сажек… — она погладила котенка. Тот замуркал, заурчал, свернулся у нее под боком. Уснул.
Повозка проехала еще несколько верст, и полуразрушенный замок, словно страшный сон растворился в ночи.
Реслав проснулся рано, когда было еще темно. На ночлег стали близ реки, от воды тянуло холодком. Над росистой травой стлался густой туман. Где-то вдалеке куковала кукушка. Постель Жуги была пуста.
Реслав встал, прошел мимо шалаша, который вчера соорудили для Ганки чтобы не дуло, и направился к реке. Олег и Балаж спали, забравшись под телегу. Реслав прошел еще немного, и вскоре впереди замаячил неясный серый силуэт.
Жуга сидел на берегу, скрестив ноги, смотрел на бегущую воду.
— Ты, Реслав? — спросил он, заслышав шаги.
— Я. — Реслав сел рядом, помолчал. — Чего не спишь?
— Кукушку слушаю, — отозвался тот.
— Ну и сколько накуковала?
— Считать устал. Как там Ганка? Спит?
— Спит.
Жуга вытащил из воды котелок с остывшим отваром:
— Я вот тут ей приготовил… силы поддержать.
Помолчали.