— Вот, держи, — он сунул что-то Вацлаву в руки, и тот с изумлением уставился на находку. То были две грубые деревянные куклы, наряженые в какое-то пестрое тряпье. Ни рук, ни ног у них не было. Нарисованные углем лица скалили зубы в злобной усмешке.
— И это все?!
— Все.
— Гм, это же надо, а! Скажи кому — не поверят. Ведь даже рук нет…
— А руки ихние по избе по твоей шарили, — усмехнулся Жуга.
Вацлав повертел деревяшки в руках, покосился на Жугу.
— Что ж мне теперь с ними делать?
Тот пожал плечами.
— Хочешь — сожги, а нет — так девчонкам своим отдай. Аккурат две штуки. Теперь можно, теперь не будет от них вреда.
Вацлав содрогнулся:
— Ну уж нет! хватит лукавого дразнить. В огонь их, в плиту! Да слышь-ка, — он замялся, — а ну, как вернется эта пакость?
Тот покачал головой.
— Ну, спасибо тебе! Век благодарен буду, — он сунул кукол в карман. — Ты как насчет денег? Двадцати менок хватит? Сочтемся, а? Вот и славно, за мной не залежится. А сейчас, такого дела ради надо бы это… того… пропустить по кружечке. Пошли-ка в дом, друг Жугуц, отпразднуем!
Жуга поднял голову.
— Жуга.
— Что? — обернулся Вацлав.
— Меня зовут Жуга, — хрипло сказал тот и, повернувшись, зашагал вниз по улице.
Збых проснулся ближе к вечеру и долгое время лежал недвижно, глядя, как трудится в темном углу под потолком паук над своей ловчей сетью. Рваной шелухой опадали остатки странных, непонятных снов. Шум в голове прошел, и лишь слабость, противная и доселе совершенно кузнецу незнакомая, мешала нормально думать и двигаться.
Хлопнула дверь, и вошел Жуга, отряхивая снег.
— Давно проснулся? — он скинул полушубок и подошел ближе, протягивая к печке красные с мороза ладони.
— Только что, — Збых приподнялся и сел. Голова закружилась.
— Есть хочешь?
— Пожалуй…
Жуга полез в печь, вытащил чугунок с похлебкой. Разлил в две тарелки, отрезал хлеба. Рассеянно черпая перепрелый суп, Збых едва ли одолел половину и отодвинул миску. Жуга же вообще к еде не притронулся; мрачный и взъерошенный, он сидел, задумчиво подперев голову рукой, и молча ковырял ложкой в густом вареве. Покосился на Збыха.
— Ты как?
Кузнец прислушался к себе.
— Да вроде, ничего…
— Голова не болит?
— Нет… Только вот слабый я какой-то.
— Это пройдет.
Некоторое время оба молчали. Збых поправил подушку и снова лег. Посмотрел в угол — паук закончил свою работу и теперь скорчился черной точкой в центре паутины. Кузнец усмехнулся.
— Четыре буквы, — сказал он.
Жуга поднял голову:
— Что?
— Я говорю, что четыре буквы. Па-ук — четыре буквы.
— Какой еще паук?
— Да вон, в углу…
Жуга посмотрел в угол.
— Ну и что?
Кузнец пожал плечами и снова усмехнулся:
— Чудно… Грамоты не знаю, а тут — какие-то буквы… С чего бы это, а? — он помолчал. Поднял голову. — Слышь, Жуга…
— Что?
— Вчера ночью, в церкви… Это на самом деле было, или нет? Или мне все это приснилось?
Жуга вздохнул и помотал рыжей головой.
— Дорого бы я дал, чтобы все это оказалось сном… — хмуро сказал он.
— И все таки, что ты там натворил?
— Долго рассказывать, — сказал тот, отведя взгляд.
— Нет уж, друг, начал — так договаривай. А иначе и начинать не стоило. Все равно спешить-то некуда.
Жуга поскреб в затылке.
— Правда твоя, — признал он. — Ну, слушай.
Рассказ и в самом деле был долог. Обхватив колени, Збых молча слушал, как двое путников заночевали в лесу, и как проснулся под утро только один.
— Понимаешь, — сбивчиво объяснял Жуга, с трудом подбирая слова, — что-то тут не так. Как будто кто-то… помог ему умереть, что ли… Вот я и решил дознаться сам.
Збых задумчиво потер небритый подбородок и поморщился, когда заскорузлый ремешок оцарапал щеку.
— А в церкви… что было?
— Девять дней еще не прошло, — хмуро сказал Жуга, — его душа покамест где-то рядом обретается. Я хотел… чтобы Вайда сам сказал мне, что с ним случилось.
Збых похолодел.
— Так стало быть, та тень… — Он умолк, не договорив.
Жуга кивнул.
— Не подумал я. Мне-то ничего не грозило — у меня оберег был… Но кто же знал, что ты за мной увяжешься! — он усмехнулся криво, постучал пальцами по столу и добавил, немного погодя: — Был я тут сегодня у одного, так он тоже все твердил без конца как дурак: «Кто ж знал! Кто ж знал!» Вацлавом кличут, в крайней избе живет. Знаешь его?
— Рудаха? — настороженно переспросил Збых. — Как не знать! Каким это ветром тебя к нему занесло?
— Да так, — Жуга махнул рукой, — нежить у него баловала, ну, он меня и попросил помочь.
— Нешто повывел?
— Угу. А что?
Збых откинулся на подушку, покосился недоверчиво:
— Батюшка наш, Алексий тоже пробовал помочь. Святить его избу хотел, так они в него, слышь, поленом с печки запустили…
— Да? — усмехнулся Жуга. — Ну, меня-то веником приласкало.
— Повезло… А Вацлав этот — куркуль, каких мало. Снега зимой не выпросишь.
Жуга пожал плечами:
— За то и пострадал. Может, хоть это его чему-нибудь научит.
Збых снова умолк, глядя в потолок. Паук был все там же, в углу.
— Да что ты уставился на паука своего? — не выдержал Жуга.
Кузнец рассмеялся.
— Да вот, подумалось вдруг… Странность какая: букв четыре, а ног — восемь… Представляешь:
