Ветвь, но мне оно было тогда внове. Я опять решил, что умираю, однако звуки стихли, и я осознал себя стоящим перед ложем с дохлой девкой на нем. Только она была живой, та, которую я только что видел с головою, свернутой на бок! Снова она была в ярости, плюнула в меня, — этот плевок и оказался причиной ее смерти. Теперь я успел до последнего крошечного пузырька рассмотреть каплю слюны, застывшую напротив моего лица. Она самоцветом сверкала в огне светильника. Я был ошеломлен и ничего не понимал. Но тут мир сдвинулся с места, плевок вновь опозорил меня, и я постиг, что время обернулось.
Я упал на колени перед ее ложем и рыдал, целовал ее ноги, захлебываясь огненной радостью воскресшего. Я уже чувствовал, что свершилась великая победа, и мне хотелось разделить ее со всем миром, и, прежде всего, с этой девушкой, которую тогда обожал. Она же смотрела удивленно.
Конечно, тогда я вышел из Ствола. Если хочешь, был изгнан. Но еще не знал этого, а то бы поклялся отцом нашим Каином и отцом моим вернуться… Вот так я и стал Продленным.
— А что сталось с девушкой?
— А вот этого, голубчик, уж и не помню. Куда-то девалась. Еще до того, как я понял, что в очередной раз обманут вечным врагом людей, Которому ты служишь.
— Врагу служишь ты.
— Никому не служу, это мне служат. И вообще, заткнул бы ты фонтан своего богословия. Ощущать ты должен трепет и радость, ибо узнал, как продлялись Изначальные дивы. У вас, последышей, все это было не столь экстремально. Не так ли?
В Стране черной земли: «Жри богов!»
— Во имя Трижды величайшего! Взыскующий истину! Вот ты низвергся в глубины. Ты идешь по подземному царству, сердце твое сжимается. Но здесь нет места страху. Ответь, почему нет страха?
— Потому что я уже мертв.
— Во имя Владыки дома! Взыскующий силу! Две двери перед тобой, выбирай любую. Но сделай правильный выбор… Ты сделал правильный выбор, хотя это неважно. Скажи, почему?
— Потому что я мертв.
— Во имя Собаки с головой из красной яшмы и фаллосом из сердолика! Взыскующий вечную жизнь! Если ты пройдешь по этому пути, не оглядываясь, то будешь очищен огнем, водою и воздухом, и восторжествуешь над смертью. Почему случится так, ответь мне.
— Потому что я мертв.
— Во имя Хранящего в сердце своем круг луны! Взыскующий радость! Перед этими дверями ты еще можешь повернуть назад. Но за ними обратной дороги не будет, лишь твоя победа или твоя смерть. Почему ты открыл эту дверь?
— Потому что я мертв.
— Во имя Мужа с головой ибиса! Взыскующий мудрость! Тебя жжет огонь, ты ступаешь по раскаленному железу. Почему ты не сгораешь, ответь.
— Потому что я мертв.
— Во имя Павиана с сияющей гривой! Вот, тебя покрывают воды вечности. Они выстуживают твою кровь, в лед превращают кости. Почему ты не застынешь на дне?
— Потому что я давно мертв и холоден.
— Во имя Юноши в крылатых сандалиях! Взыскующий память! Теперь ты висишь над бездонной пропастью, ухватившись за железное кольцо. Почему бы тебе ни отпустить руки и не обрести отдых внизу?
— Я мертв, мне не нужен отдых.
— Взыскующий продления! Вот, ты в зале, именуемом «Врата смерти», стоишь передо мной, именем которого прошел этот путь, стоишь перед гробом. Слушай же слово мое к тебе, прежде чем ляжешь во гроб, и придет музыка, которая даст тебе власть над Ветвями. Сейчас ты отвергнешь свою краткую жизнь и приобщишься к таинствам Древа, как и надлежит тебе по рождению. Выйдя отсюда, ты сам должен понять, что тебе теперь делать. Я же скажу: отныне ты — бог. Такой же, как я и другие братья наши по Ордену. Веди же себя, как подобает богу. А что ему подобает, о взыскующий?
— Я не знаю.
— Тогда слушай древний гимн, сложенный для членов Ордена нашего: «Небо пасмурное, звезды гаснут, небесное пространство трясется, кости горизонтов дрожат, когда они видят тебя. Ты появляешься как бог, питающийся своими отцами, питающийся своими матерями. Ты — этот тот, кто ест людей, кто питается богами. Их большие тела для твоего завтрака. Их средние тела для твоего ужина. Их маленькие тела для твоей ночной еды. Печки украшены для тебя ногами жен обитателей неба. Ты питаешься легкими мудрецов, ты доволен, когда их магия в твоем теле. Почтение тебе во Древе, Продленный, бог». Понял ли та эти слова, мертвец?
— Да.
— Так ложись во гроб и жди прихода жизни вечной… Да отверзнутся уста твои и очи, когда я прикасаюсь к ним вот этой ногой жертвенного быка. Да отверзнутся уста твои и очи, когда я касаюсь их этими теслом и резцом. Да отверзнутся уста твои и очи, когда я сыплю на них этот красный песок. Хотя ты уходил, да придёшь ты! Хотя ты спал, да проснешься ты! Хотя ты умер, да оживёшь ты! Просыпается бог усталый! Встаёт бог, овладевает бог своим телом! Слышит бог музыку Древа, музыку бессмертия. Кто ты отныне?
— Я бог. Мертвый бог.
Эпизод 2
Под двусмысленные речи провожатого он продлялся в подземелье древнего храма в Стране черной земли. Имя знаменитого этого дива было известно ему из мифов, из слухов, нарочно пускаемых Орденом в Ветви, чтобы прервать для Кратких всякую возможность достигнуть правды.
Он слушал темные слова, клубящиеся в зобу птицы, чья гротескная голова ловко гнездилась на коренастом человеческом теле. Пробирался по темным переходам, наполненным многозначительными ловушками для посвящаемых — тьмой, водою, ветром, огнем. Вдыхал затхлый воздух гробницы, дурманящий запах, источаемый тысячами мумий Кратких — рабов, крестьян, вельмож, жрецов и царей, уложенных в штабеля для вразумления и наставления продляющихся юнцов. Юнцов, впрочем, лишь с точки зрения Ордена: по счету Кратких сам он был к тому времени стар и многоопытен, тяжко довлела над ним чреда скитаний, боев, побед и поражений. Весь этот путь, однако, проделан был зря, ибо так и не сумел он уйти от мучительного сна, безжалостно приходящего в конце каждой его ночи.
…Пламя зари, смутный гул и скрежет большого города. Распахнуты ворота в высокой древней стене из огромных камней. В город входит горстка людей, во главе ее — кажущаяся маленькой и хрупкой фигурка верхом на осле. Толпа машет пальмовыми листьями, приветствуя Едущего, под копыта осла летят весенние цветы. Затем сразу возникала другая картина: невысокий круглый холм в лучах к закату клонящегося солнца, безнадежно пробивающегося через сдавившие небо страшные черные тучи. На холме том умирают трое. Он знает это, хотя никогда не подойдет ближе, чтобы убедиться: он боится, но не понимает, откуда этот страх и безмерная скорбь, разлившаяся по всему миру… На грозном небе грохочет невиданной силы гром. В этот момент он всегда просыпался от собственного ужасом сдавленного крика.
Он пытался избыть этот сон, утомляя душу и тело в войнах, кровопролитиях, диких пьянках, наркотических грезах и безрадостных оргиях, дышащих смрадами горячей плоти и унылой страсти. Но видение повторялось с безжалостной регулярностью. Ему стало казаться, что на самом деле живет он не на этой безумной земле, а в том сне, еще более безумном, потому что в нем умирала самая Жизнь. От отчаяния молился всему сонму богов, известных в этом мире, а было их там достаточно даже и для того, чтобы в ходе молений язык присох к небу, а потом раскрошился вместе с ним, подобно комку земли, высушенному солнцем. Боги не отвечали ему.
Не отвечали до тех пор, пока однажды ночью в очередной раз проснулся он от удара грома небесного. Лежал на спине, жадно глотая воздух, когда тень птицеголовой коренастой фигуры поднялась над ним, возвестив…
