— Здесь напечатана инструкция о быстроте и натиске при контрнаступлении, но это не так интересно. — Адам перевернул газету. — Утренняя сводка Советского информбюро: наступают, наступают и наступают… Любопытная заметка: русское военное издательство к Новому году выпустило сборник песен, сочиненных советскими поэтами за годы войны, большая часть их посвящена сражению на Волге. Ожидается прибытие на фронт концертных бригад…
— Концертных бригад, — почти беззвучно повторил Паулюс. — А что нам ждать, Адам?
— Концерта их «катюш», — угрюмо выдавил Адам.
Они помолчали.
— Mo самое примечательное в этой газете — стихи. Они называются «В новогоднюю ночь». Написал их, вероятно, солдат. Они не слишком высоки по форме, но по содержанию… Хотите послушать?
— Я не пойму…
— От нечего делать, я перевел стихи, — смущенно сказал Адам. — Они понравились мне глубиной и задушевностью чувств.
— Я слушаю вас. — Генерал-полковник плотнее закутался в шинель.
— «Встречали в нашем городе родном…» — повторил генерал-полковник. — Нам, Адам, долго не придется встречать Новый год в городе родном. Если вообще суждено встретить еще один Новый год!
— Не стоит падать духом, эччеленца. Еще не один Новый год встретим мы.
Командующий покачал головой.
— Вы оптимист, вы неисправимый оптимист, Адам, вам легко жить! — Он вздохнул. — Скажите, в детстве выбыли очень послушным?
— О нет, эччеленца, — со смехом возразил Адам. — Мне здорово попадало за мои выходки. Мне все время твердили, что я вовсе не похож на примерного немецкого мальчика.
— Как раз наоборот говорили обо мне, — с горечью признался генерал-полковник. — Мать и отец особенно ценили во мне это ужасное послушание и не переставали бахвалиться, что их Фридрих — самый примерный немецкий мальчик. Господи, как бы я хотел не быть им… Вон Хайн… Да, кстати, — оживился он. — Хайн украл где-то гуся. Мне в подарок к Новому году!
— Мошенник! — Адам усмехнулся. — Ну, мошенник!
— Он украл гуся у какого-то русского старика. Оказывается, в городе еще есть русские, а я не знал. Впрочем, об этом потом. Никаких вестей от главного командования?
— Сейчас я заходил к радистам. Ничего, эччеленца.
Паулюс подавил вздох, готовый вырваться.
— А я все жду чего-то, — с горечью признался он.
— Ждать благоразумия? От кого? Не от старика ли Кейтеля, или, как его все называют, Лакейтеля?
— Но-но, Адам! Вы слишком позволяете себе…
— И ничуть, эччеленца! Или вы ждете разумных решений от Йодля, готового на любую подлость?
Генерал-полковник промолчал.
— Нет, нам нечего больше ждать, эччеленца. Надо самим принимать какие-то решения.
— Какие?
Адам не успел ответить — в дверь снова постучали.
— Да, — сказал генерал-полковник.
Вошел Шмидт.
ЕЩЕ ОДИН ГУСЬ
Глаза Шмидта прежде всего обшарили стол. Бутылка с коньяком на месте, блюда с гусем нет. Стало быть, этот негодяй Хайн, вопреки своему обычаю, не солгал.
— Как ваше здоровье? — обратился Шмидт к командующему.
— Так себе. Неважно.
Генерал-полковник отлично знал, что Шмидту глубоко безразлично его физическое состояние. Он недолюбливал начальника штаба, недолюбливал, сам не зная почему, хотя и высоко ставил его оперативные способности. Разумеется, он понятия не имел, что Шмидт, как о том шептались вокруг, — тайный агент гестапо, приставленный к нему несколько месяцев назад. Эти разговоры еще не дошли до командующего, а если бы и дошли, он вряд ли поверил бы им. Шмидт — гестаповец и, значит, член партии наци? Вздор!
«'Солдат и политика — вещи несовместимые', — говорил фюрер. — Политика не наше дело. Мы должны воевать и сломить сопротивление врагов фюрера, нации, каждой немецкой семьи, потому что враги только и думают, как бы уничтожить германский народ». Так привык думать и говорить генерал-полковник, обманывая или стараясь обмануть себя, разглагольствуя при каждом удобном случае, что он только солдат, только солдат, слышите?
И хотя командующий в душе сознавал, что никто не помышляет об уничтожении огромной нации, он усердно вколачивал эту мысль в головы своих подчиненных, а его армия уничтожала тех, кто якобы мечтал уничтожить всех немцев. Так было удобно думать, такие мысли устраивали генерал-полковника.
— Вы слышали новость? — спросил он, предложив жестом Шмидту стул. Сам он присел на узенькую койку. — Русские взяли Котельниково. Манштейн отступает.
— Да, к сожалению. — Шмидт хранил на лице непроницаемое выражение. — Но, думаю, далеко не все потеряно. Стратегический маневр, только и всего. Отход на новый рубеж, где Манштейн, разумеется, снова соберет силы для прыжка к нам.
— Вы полагаете, что эти силы еще есть? — бесстрастно спросил генерал-полковник.
— Полагаю.
— Верующий да верует, — пробормотал Паулюс.
— …Иначе чем объяснить ответ фюрера на вашу радиограмму? — помолчав, сказал Шмидт.
— Вы получили ответ? — оживившись, спросил генерал-полковник.
— Да.
— И что там?
— Сражаться. Таков ответ фюрера.
— Таков ответ фюрера… — машинально повторил командующий.
