подражая кому-то из взрослых, он презрительно сказал:
— Сдался мне ваш отряд! У меня у самого есть отряд. Побольше вашего.
И не врал. За это время на разъезде появилось много новых людей, они привезли с собой семьи, и Тентекбай полностью возместил свои потери.
Когда Карсыбек упавшим голосом пролепетал, что Хижняков приказал отпустить всех ребят, которые раньше были в команде Тентекбая, тот нагло рассмеялся:
— Нужны они мне! Нет, уж раз сбежали, пусть у вас остаются.
И ушел, нахально посвистывая.
Соня от возмущения двух слов не могла вымолвить, а потом разразилась таким количеством их, что иному оратору хватило бы на длинную речь. Она вообще любила поговорить и палила словами, будто пулемет.
Однако можно было возмущаться сколько влезет, но держать в команде Тентекбаевских ребят нельзя. Узнает Матвей Иванович — еще больше рассердится. Да и ребята не хотели возвращаться к Тентекбаю.
Соня, нахмурившись, сказала:
— Хватит распускать нюни, Карсыбек! Противно смотреть! Ты останешься начальником своих ребят, а из Тентекбаевских мы организуем новую команду.
Ну, умница! Все просто подпрыгнули от радости. И приказ Матвея Ивановича будет выполнен, и Тентекбай не получит обратно ни одного человека, если бы даже захотел. А Соня продолжала:
— Да постойте вы! Распрыгались, как глупые козы. Эта вторая команда будет работать не только в совхозе, но и везде, где появятся срочные дела. Ясно?
— Только не на разъезде, — угрюмо сказал Карсыбек.
— И на разъезде, если понадобится! — оборвала его Соня.
Теперь надо было выбрать начальника второй команды. И вдруг вылез толстый ленивец Омар. Он, видите ли, захотел быть «начальником». Все, конечно, рассмеялись, а Омар, покраснев и так надувшись, что щеки его вот-вот должны были лопнуть, выпалил:
— Вот я превращусь в атомную бомбу и взорву вас всех к чертям собачьим!
Команда так и ахнула. И где этот увалень мог подслушать такие слова? Что касается того, что он может «превратиться», — это от Омара слышали и раньше. Глупый парень твердо верил, что человек может превратиться во что угодно, только надо знать «вещее слово». И он, представьте, хвастался, будто знает такое слово. Ну не вздор ли?!
Но «собачьи черти»!.. Это-то откуда?
Ох, и попало же Омару от сестрички! Сперва она прочла ему лекцию о том, какой он глупый. Потом еще одну — о том, что люди ни во что и ни в кого превращаться не могут. И, наконец, специальный раздел лекции был посвящен доказательствам полного отсутствия на свете чертей вообще, а собачьих — в частности. Эту часть лекции Соня сопроводила несколькими довольно неприятными хлопками по тому месту, что располагалось у Омара пониже спины.
Омар, рыдая, заявил, что он никогда, никогда, никогда не будет атомной бомбой, а будет заведующим игрушечным магазином, чтобы самому играть во все игрушки.
Столь категорическое заявление не встретило возражений у команды. Соня вытерла слезы, которые обильно текли из глаз Омара. На том и покончили.
А своим начальником вторая команда выбрала Соню.
Карсыбек дал ей такую блестящую характеристику, что Соня краснела, бледнела и, кокетливо склонив голову, говорила: «Вот еще!», «Да нет, ребята, я вовсе, вовсе не гожусь в начальники!» и так далее.
Выбрали ее единогласно, причем увалень Омар поднял разом две руки. И получил еще пару шлепков и нравоучительное замечание насчет того, что брату лучше уж не голосовать за сестру, потому что это могут понять как семейственность.
Да-да, Соня так именно и сказала. Откуда она слышала насчет семейственности — право, не знаю.
Вот с какими трудностями и осложнениями решалось это дело. Но теперь можно было доложить Матвею Ивановичу о том, что приказ его выполнен.
Это взяла на себя Соня.
Однажды Матвей Иванович, усталый и чуть не падавший с ног, пришел в дом начальника станции пообедать. Тут-то Соня и доложила ему о выполнении приказа.
Матвей Иванович долго не мог взять в толк, о каком приказе идет речь. Наконец он вспомнил и, рассмеявшись, похвалил Карсыбека и Соню за сообразительность. А Карсыбек сидел в соседней комнате, ожидая результата доклада. Вошла Соня, шепнула, что все в порядке, и пригласила его к столу.
Матвей Иванович очень сердечно поздоровался с ним и разговаривал так, словно между ними ничего не произошло.
Карсыбек таял от счастья.
Вот почему обе команды оказались на строительстве школы. Что ж они там делали? Таскали кирпичи для печников, краски малярам, стекла и замазку тем, кто занимался окнами, гвозди и инструмент — плотникам.
А Карсыбек сказал однажды:
— Мне все это надоело. Я стану маляром.
— Ну да, маляром! — тотчас возразил Тентекбай. — Ты не умеешь.
— Я не умею? — обозлился Карсыбек. — Увидишь!
И вот Карсыбек выпрашивает кисть и ведерко у главного маляра Веры Аратюнянц. В недавнем прошлом она служила машинисткой в Ереване. Карсыбек сказал, что умеет красить.
— Ладно, — согласилась Вера, — посмотрим. Вот тебе краска, кисть — покрась вон ту стену.
Стена была уже подготовлена Верой к покраске.
Берет Карсыбек кисть, макает в ведерко и начинает мазать по стенке. А Тентекбай тут как тут. Вертится и под руку приговаривает:
— Маляр самозванный! Маляр липовый!
Хоть и злился на него Карсыбек, да ведь не прогонишь! И он старался.
Только если не знаешь дела, старайся не старайся, ничего не получится. Карсыбек пыхтит, Карсыбек кряхтит, с него пот катится, а работа как-то не спорится.
Мазнет Карсыбек по стенке — вроде ничего. Он давай дальше. А когда просохнет — страшно становится. Вся стенка в каких-то кривых полосах. Тут грязь, там подтек. Карсыбек хочет поправить — и получается еще хуже.
Так провозился он с кистью и ведром полдня: все мазал да мазал, и получалось все хуже и хуже.
Тентекбай знай издевается.
Пришла Вера Аратюнянц, поглядела на стенку и ахнула. Ну, мазня! И, конечно, отобрала у Карсыбека кисть и ведро с краской.
— Учиться сначала надо, — сказала она.
А Тентекбай повертелся, похихикал и исчез. Кто-то сказал, что он уехал на разъезд. Карсыбек был доволен: все-таки недолюбливал он этого задиру. И еще потому радовался, что Тентекбай всем бы разболтал, как Карсыбек хотел стать маляром, хвастался напропалую, а Вере пришлось после его «работы» перекрашивать всю стенку.
Тентекбай пропадал на разъезде недели две. Что он там делал, никто не знал. Может быть, помогал разгружать вагоны и платформы. Может быть, ездил со своим дядей в дальние рейсы на грузовике.
Но вот он снова появился в совхозе и пришел на строительство школы. А в тот день из столярной мастерской привезли новенькие парты: только покрась их — садись и учись.
Тентекбай подошел к Вере и сказал очень вежливо:
— Пожалуйста, дайте мне кисть. Я тоже хочу попробовать покрасить. Конечно, я не такой большой мастер, как Карсыбек, но, может быть, у меня выйдет не хуже, чем у него, когда он красил стену.
