утробы, минув существенную суть над душевной бездной внутри нас гремящего это: 'Я есть, я есть сущий!' А как не исправились, в чем для них самая нужнейшая надобность и что такое есть предел, черта и край всех-всех желаний и намерений, дабы все свои дела приводить к сему главнейшему и надежнейшему пункту, затем пренебрегли и царицу всех служебных сих духов или наук от земли в землю возвращающихся, минув милосердную дверь ее, отвергающую вход и вводящую мысли наши от низовых подлостей и тени к пресветлой и существенной истине увядающего счастья. Теперь подумайте, друзья мои, и скажите, в чем состоит самонужнейшая надобность? Что есть для вас лучшее и саможелатейнейшее всего? Что такое сделать вас может счастливым? Рассуждайте заблаговременно, выйдите из числа беспутных путников, которые и сами не могут сказать, куда идут и зачем' Жизнь наша есть путь, а исход к счастью не коротенький… Афанасий. Я давно бы сказал мое желание, да не приходит мне на ум то, что для меня лучше всего на свете. Лонгин. Ах, человек! Постыдись это говорить! Если краснеет запад солнечный, пророчествуем, что завтрашний день воссияет чистый, а если румянится восток - стужа и непогода будет сего дня, все говорим - и бывает так. Скажи, пожалуйста, если бы житель из городов, населенных в Луне, к нам на шар земной пришел, не удивился бы нашей премудрости, видя, что небесные знаки столь искусно понимаем, и в то время вне себя стал бы наш лунатик, когда б узнал, что мы в экономии крошечного мира нашего, как в маленьких лондонских часах, слепые несмыслы и совершения трудны ничего не примечаем и не заботимся об удивительнейшей всех систем нашего телишка. Скажи, пожалуйста, не заслужили ли бы мы у нашего гостя имени бестолкового математика, который твердо разумеет циркуль, окружением своим многие миллионы миль вмещающий, а в маленьком золотом кольце той же силы и вкусу чувствовать не может? Или безумного того книжника дал бы нам по самой справедливости титул, кои слова и письмена в 15 аршин разуметь и читать может, а то же альфа или омега, на маленькой бумажке или ногте написанные, совсем ему непонятны? Конечно, назвал бы нас той [ведьмой], которая знает, какое кушанье в чужих горшках кипит, а в своем доме и слепа, и нерадива, и голодна. И чуть ли такой мудрец не из числа тех жен, своего дома не берегущих, коих великий Павел называет опасливыми, или волокитами. Я наук не хулю и самое последнее ремесло хвалю; одно то хулы достойно, что, на них надеясь, пренебрегаем верховнейшей наукой, до которой всякому веку, стране и статье, полу и возрасту для того отворена дверь, что счастье всем без разбора есть нужное, чего, кроме нее, ни о какой науке сказать не можно. И сими всевысочайшими веками и системами вечно владеющий парламент довольно доказал, что он всегда праведен есть и правы суды его. Яков. Конечно, не за то муж жену наказывает, что в гостях была и пиво пила, это доброе дело, но за то, что дома не ночевала. Лонгин. Еще нам не было слышно имя это (математика), а наши предки давно уже имели [построенные] храмы Христовой школы. В ней обучается весь род человеческий сродного себе счастья, и сия-то есть кафолическая, то есть всеродная наука. Языческие кумирницы или места служения Божеству суть то ж Христова учения и школы. В них и на них написано было премудрейшее и всеблаженнейшее слово это: 'познай себя'. Без преклонения то ж точно у нас самих, вот: 'Внемли себе, внимай себе' (Моисей). 'Царствие Божье внутри вас есть' (Христос). 'Вы есть храм Бога живого' (Павел). 'Себя познавшие премудры' (Соломон). 'Если не познаешь самого себя' (Соломон). 'Закон твой посреди чрева моего' (Давид). 'А не верующий уже осужден есть' (Христос). Но языческие храмы за лицемерие неискусных пророков, то есть священников, или учителей, совсем уже попорчены и сделались мерзости запустением, в то время когда истина будто живая источникова вода, скотскими ногами затаскана и погребена. Это случилось и самим иудеям, у коих часто через долгое время была зарыта истина за оскудение Исааковых отроков, прочищающих Авраамовы источники, а на умножение филистимлян, забрасывающих землей воду, скачущую в жизнь вечную. И так те фонтаны глубоко были погребены, что (как видно из Библии) в силу великую могли найти в храме Божьем закон Господень, то есть познать себя и обрести силу царствия Божьего и правды его внутри себя. Да мы и сами теперь гораздо отгородились от древних христианских предков, перед которых блаженными очами истина Господня от земли возведена и сила светлого воскрешения, от гроба воздвигнута, в полном своем сияла блистании. Но не очень искусно и у нас теперь обучают; причина сему та, что никто не хочет от дел житейских упраздниться и очистить сердце свое, чтоб мог вникнуть в недра сокровенной в святейшем библейском храме сладчайшей истины, необходимо для всенародного счастья самонужнейшей. Не слыша Давида: 'упразднитесь и уразумеете..,', не слушая Христа: 'ищите…', - все науки, все промыслы и все нам милее, чем то, что единственное нас потерянных находит и нам же самим нас возвращает. Сие-то есть быть счастливым - [познать], начти самого себя. Лицемеры (говорится нам), лицо небесное подлинно хорошо вы разбирать научились, а для чего не примечаете знаков, чтоб вам, как по следу, добраться до имеющей осчастливить вас истины? Все вы имеете, кроме что вас же самих вы найти не знаете и [не] умеете, и не хотите. И подлинно удивления достойно, что человек за 30 лет живет, а приметить не мог, что для него лучше всего и когда с ним наилучше делается. Видно, что он редко бывает дома и не заботится: 'Ах, Иерусалим! Если бы знал. ты, кто в мире твоем, но ныне укрылся от очей твоих…' Афанасий. Для меня, кажется, нет ничего' лучшего, как получить мирное и спокойное сердце; в то время всего приятно и сносно. Яков. А я желал бы в душе моей иметь столь твердую крепость, дабы ничто ее поколебать и опрокинуть не могло. Ермолай. А мне дай живую радость и радостную живость - сего сокровища ни на что не променяю. Лонгин. Сии троих вас желания по существу своему есть одно. Может ли быть яблоня жива и весела, если корень нездоровый? А здоровый корень есть крепкая душа и мирное сердце. Здоровый корень рассыпает по всем ветвям влагу и оживляет их, а сердце мирное, жизненной влагой напоенное, печатает следы свои по наружностям: 'И будет, как древо, насажденное при исходящих водах'. Григорий. Не утерпел ты, чтоб не приложить библейского алмаза; на ж и это: 'На воде спокойной воспитал меня'. Лонгин. Вот же вам верхушка и цветок всей жизни вашей, внутренний мир, сердечное веселье, душевная крепость. Сюда направляйте всех дел ваших течение. Вот край, гавань и конец. Отрезай все, что-либо сей пристани противное. Всякое слово, всякое дело к сему концу да способствует. Сей край да будет всем мыслям и всем твоим желаниям. Коль многие по телу здоровы, сыты, одеты и спокойны, но я не сей мир хвалю - сей мир мирской, он всем знатен и всех обманывает, Вот мир! Б упокоение мыслей, образование сердца, оживотворение души. Вот мир! Вот счастья недра! Сей-то мир отворяет мыслям твоим храм покоя, одевает душу твою одеждами веселья, насыщает пшеничную муку и утверждает сердце. 'О мир! - вопиет Григорий Богослов, - ты Божий, а Бог твой'. Афанасий. О нем-то, думаю, говорит Павел: 'Мир Божий да водворится в сердцах ваших'. Лонгин. Да. Афанасий. Его-то благовествуют красные ноги апостольские да чистые ноги. Лонгин. Да.
Афанасий, Его-то, умирая, оставляет ученикам своим Христос? Афанасий. А как его оставил им, так на земле совсем отделался?
Лонгин. Совсем.
Афанасий. Да можно ль всем достать его? Лонгин. Можно всем.
Афанасий. Где ж его можно достать?
Лонгин. Везде.
Афанасий. Когда?
Лонгин. Всегда. Афанасий. Для чего ж не все имеют?
Лонгин. Для того что иметь не желают!
Афанасий. Если можно всем его достать, почему ж Павел называет всяк ум или понятие превосходящим? Лонгин. Потому что никто не удостаивает принять его в рассуждение и подумать о нем. Без охоты все тяжело, и самое легкое, Если все сыновья отца оставили и, бросив дом, отдались в математику, в навигацию, в физику, можно справедливо сказать, что таковым головам и в мысль не приходит хлебопашество. Однако земледелие вдесятеро лучше тех крученых наук, потому что для всех нужнее. Сей мир, будто неоцененное сокровище, в доме нашем внутри нас самих зарыто. Можно сказать, что оное бродягам и бездомным на ум не всходит, расточившим сердце свое по пустым посторонностям. Однако оное далеко сыскать легче, нежели гоняться и собирать пустошь по околицам. Разве ты не слыхал, что сыновья века сего мудрее, нежели сыны ныне? Афанасий. Так что ж? Лонгин. Так то ж, что хотя они и дураки, да сыскивают свое. Афанасий. Что ж далее? Лонгин. То далее, что оно не трудно, когда добрые люди хоть неповоротливы и ленивы, однако находят. Афанасий. Для чего молодые люди не имеют мира, хотя они остры? Лонгин. Для того, что не могут и подумать о нем, поколь не обманутся. Афанасий. Как? Лонгин. Кого ж скорее можно отвести от дома, как молодых? Если целый город ложно закричит: 'Вот неприятель, вот уже под городом!' - не бросится ли молодой детина в камыши, в луга, в пустыни? Видишь, в чем вся трудность? Ему не тяжело дома покоиться, да сводят с ума люди и загонят в беспокойство. Афанасий. Как зги люди зовутся? Лонгин. Мир, свет, манер. В то время послушает ли тот молокосос одного доброго человека?
