политработник. То, что мы от него услышали, поразило нас. Как же случилось, что фашист топчет нашу землю, а мы не можем его остановить? Ведь мы думали, что готовы дать сокрушительный отпор любому агрессору, если он посмеет на нас напасть. Мы свято верили в нашу силу и мощь. И вот что теперь получается…
Хоть мы были далеко от войны, но весть о ней сразу всех преобразила. От ударов военной грозы люди как бы стали яснее, проще. Мелкие обиды, дрязги, недовольство – все это бесследно ушло. Каждого из нас охватило одно стремление – побыстрее и получше подготовиться к встрече с врагом.
Нам предстояло овладеть боевым истребителем И-16. Я впервые увидел эту машину в Батайске, когда мы проходили Курс молодого бойца. И потом мне даже приснилось, что я на ней летаю. И вот теперь не сон – явь…
«Маша, если бы ты знала, на каких машинах мы сейчас летаем. Какая скорость, высота!» – писал я взволнованно тихой, ласковой девушке, с которой дружил, когда учился в Астраханском библиотечном техникуме. Писал, зная, что она поймет и разделит мою радость, как верный и хороший друг. Мои первые письма были скупыми, лаконичными, без лиричных строчек.
Истребитель И-16 представлялся нам мощной и грозной машиной. И, конечно, перед первым самостоятельным полетом многих из нас даже охватывала робость. Но сознание, что на этом самолете придется воевать, придавало решительности.
Нам придется воевать… Мы верили и не верили в это. Нас не покидала мысль, что отступление Красной Армии происходит вследствие каких-то временных неудач и скоро-скоро все обернется нашей победой. Некоторые даже сокрушались о том, что им так и не доведется увидеть живого фрица, не то что сразиться с ним.
Наивные, мы ничего не знали о настоящей войне, не сознавали, насколько серьезная опасность нависла над нашей страной, не могли предвидеть, что и мы вдосталь хлебнем военных невзгод, и многим из нас никогда не придется узнать, когда и как война завершится.
А немец продвигался к Москве, и нас все больше и больше охватывала тревога.
И окончательно рухнули все наши иллюзии, когда в начале октября 1941 года два наших «ишака» вылетели навстречу «юнкерсам», шедшим бомбить мост через Дон у Ростова. Одним И-16 управлял летчик- инструктор из соседней эскадрильи. «Юнкерс» так полоснул по нему очередью, что он едва вернулся на свой аэродром.
Мы окружили машину. И война глянула на нас реальными рваными пробоинами на плоскостях «ишака».
Вот как оно все оборачивается…
Мы расходились по эскадрильям в угнетенном состоянии.
Но вскоре нас всех собрали у палаточного городка. Снова приехал политработник из школы. Какую весть привез он на этот раз?
Мы внимательно слушали его и постепенно начинали совсем по-иному смотреть на то, что произошло над мостом через Дон. И впервые поняли, что на войне бывают ситуации, когда успех определяется вовсе не числом уничтоженных врагов или сбитых самолетов, что есть еще более высокие и важные цели, достижение которых может многое оправдать.
Задачей первого боевого вылета с нашего аэродрома было: прикрыть, не дать разрушить важный стратегический мост через Дон. Взлетевшие товарищи справились с этой задачей – бомбы прошли мимо цели. И это несмотря на то, что слабовооруженному И-16 трудно было противоборствовать «юнкерсам». Воздушный бой мог вообще кончиться трагично для наших летчиков-инструкторов. Они это знали и тем не менее упорно атаковали фашистов, расстраивали их ряды, мешали прицельному бомбометанию.
Так мы получили первый урок настоящего мужества.
Он вызвал в курсантской среде бурный обмен мнениями. Смогли бы мы так действовать? Хватило бы у нас духу так рисковать? Одни петушились: «Да пусть только пошлют!» Другие молчаливо раздумывали, взвешивали все, делали выводы для себя.
Война подкатывалась к нам. Каждый день приносил все более тревожные вести, а иногда распространялись и панические слухи. Было поймано несколько немецких диверсантов, переодетых в милицейскую форму, что заставило потом нас при патрулировании в городе пристально присматриваться к милиционерам. Все это действовало угнетающе и в то же время ожесточало наши сердца. В те тяжелые времена особая роль отводилась партийным, комсомольским активистам, агитаторам. Они умели найти такие слова, такие доводы, которые укрепляли в нашем сознании убеждение в том, что все будет хорошо, наше дело правое, мы победим. Из многолетнего опыта знаю теперь, как важно, чтобы люди в периоды кризиса, неудач видели светлую перспективу, верили в нее.
В начале октября поступил неожиданный приказ: срочно эвакуироваться в Закавказье. Группа инструкторов вскоре вылетела в указанный по ту сторону Главного Кавказского хребта город. Часть курсантов направили на центральную базу помочь собраться в дорогу семьям офицеров. Все завертелось- закрутилось, у нас не оставалось времени на размышление над тем, что происходит, почему мы так срочно должны перебазироваться. Возили на вокзал тюки, ящики, грузили их в вагоны в таком темпе, что некогда было даже в небо взглянуть. А смотреть надо было. Неожиданно появились фашистские самолеты, на землю обрушились бомбы. Протяжный завывающий свист, сильные взрывы, столбы пыли – все это возникло внезапно, не успев даже как следует нас напугать. Притаившись кто где смог, ждали окончания налета, а он длился два часа. Самолеты шли небольшими группами. И никто не преграждал им путь. Именно это больше всего нас удивляло. Где наша авиация? Почему враг безнаказанно творит свое черное дело?
Много, очень много возникло вопросов, и трудно было найти на них вразумительный ответ. Только вера в то, что и мы будем бить фашистов, не давала падать духом, отчаиваться.
Мы вернулись в лагерь, отправили оттуда последнюю группу инструкторов, а на нашем аэродроме появились фронтовые Су-2, затем МиГ-3, И-16. Наши войска отступали…
У многих летчиков-фронтовиков были боевые медали, ордена. Мы окружали их, расспрашивали о воздушных боях. Они отвечали неохотно, раздраженно.
Когда кто-то из нас заявил, что нам не терпится скорей стать в боевой строй, небритый хозяин одного из «мигов» сказал:
– Не торопитесь, ребята. Все равно машин нет. У нас и то пол-эскадрильи безлошадных…
