радостная, рыжая. Острый носик, острые локти, мягкие губы, зеленые глаза, природная упрямая сила, бьющая через край. Бархатцы ведь городские цветы, выносливые и сильные. Услышав, что в этой чопорной стране где-то есть книжки на чешском языке, она аж подпрыгнула. Уже через десять минут – а шли мы к кораблю парадоксально кривым путем – она стала для меня Ясей, я для нее – Йосей. Видно, в наши времена сословная разница между матросами и офицерами не играет уже решительно никакой роли, хорошо, что этого не слышит наш капитан, человек старой школы.
Однако мне уже пора было на вахту. Я привел Ясю на борт, принял вахту и принялся показывать ей корабль. Девушка реагировала на все по-девичьи: ахала, таращила зеленые глазищи, нюхала смолёные веревки и гладила полированную резьбу.
– С ума сойти, какое все настоящее, – говорила она, – даже концы натуральные, да? Эх, у нас-то капрон и полипропилен…
На библиотечной палубе она понимающе посмотрела на меня:
– Борхес, да? Библиотека Вавилона?
Я кивнул, улыбнувшись. Здесь я и оставил ее, возле полки с книгами на чешском языке.
Так все и пошло. До самого Рождества, пользуясь тем, что свободное время у нас совпадает, гуляли мы с Ясей по городу Уитби, изучали штучки в антикварных лавочках, поднимались в аббатство – я рассказывал ей про зеркало и безумную монахиню, – бродили по берегу, и я рассказывал, как выглядела эта набережная в семнадцатом веке, а она рассказывала о себе – о Бразилии, куда ее увезли почти ребенком, о своем корабле, о детстве в Праге. Было о чем поговорить. И мы только говорили, даже не поцеловались ни разу, хотя подмывало, черт побери, грех упускать такую девочку; но была у меня одна мысль, которую я все время обкатывал в голове, и вот мысль эта мешала переходить к решительным действиям.
В сочельник Яся завернула к нам на борт по дороге из города, вернуть прочитанного Кундеру и поболтать. Мы с Сандрой и Джонсоном курили на баке, перед трапом задумчиво разглядывал город Лири, матрос ночной вахты. В сумерках он был еще полупрозрачным, хотя мы ясно его видели; а уже через час такие, как он, становятся полностью видимыми и осязаемыми и обретают способность работать со снастями. Пока же матрос меланхолично взирал на рождественские огоньки, ожидая своего времени, чтобы повеселиться; мы, надо сказать, уже начали. Яся рыжей птицей взлетела по трапу, спрыгнула на палубу и с разбегу пролетела сквозь Лири, вообще его не заметив.
Лири оторопело уставился ей вслед и пробормотал укоризненно: «Ну что ж ты так носишься, оторва!», но Ясичка не обратила на него ровным счетом никакого внимания. Джонсон и Сандра переглянулись.
– Ясичка, – засмеялся я, – ты и сквозь меня тогда надеялась вот так пробежать?
Ясичка непонимающе оглянулась и пожала плечами:
– Что ты имеешь в виду? Я вот Кундеру дочитала. Мне б еще Павича, можно?
– Ты его что, не… – Я хотел спросить «не видела Лири?», но заметил предостерегающий жест Сандры и на ходу сменил предмет вопроса: – Не читала еще? У нас есть, конечно, много. Только а как же чехи?
– Одними чехами сыт не будешь, – хмыкнула Яна, – а если мне предложат Чапека, Гашека или Кафку, я утоплюсь. Ну ведь наверняка же у вас есть перевод Павича на чешский?
– Все у нас есть, – признал я. – Ладно, иди за Павичем. Ты прости, я только ее раскурил, – я показал трубку. – Ты сходи в библиотеку и возвращайся потом к нам, ладно?
Яся кивнула и умчалась вниз, на нашу сотовую палубу.
– Что? – уставился я на Сандру.
– Только быстро, – предупредила Сандра. – Хорхе ей Павича мигом найдет. Она не видит призраков, не может.
– Э, – возмутился снизу Лири, – так это она еще и не глядя сквозь меня?..
– А ты не слушай, Том Ушки Топориком, офицерский разговор! – прикрикнула Сандра. – Я тебе, Йоз, потом объясню почему. Ты эту тему не углубляй.
– Ну ладно, – растерянно согласился я. – Я-то думал, корабль у нас такой, что с ночными матросами любой может общаться…
Сандра посмотрела на меня, как на придурковатого младшего брата, разве что по голове не погладила, и тяжело вздохнула.
– Это ты многого еще не знаешь, – наконец сообщила она. – Надо будет поговорить, только без свидетелей.
– А я? – осведомился Джонсон. – Мне-то можно?
– Тебе можно. Ты в теме.
Тем временем Ясичка вернулась со стопкой книжек, присела рядом со мной на планширь и прижалась к моему плечу. Ее рука незаметно оплелась вокруг моей, и Сандра улыбнулась одним уголком рта. Разница между мной и моей девушкой настолько обеспокоила меня, что я был даже рад, когда мы распрощались и она ушла праздновать на свой корабль. Нам, впрочем, не удалось сразу перейти к интересующему меня разговору, потому что наконец настала ночь и стол в кают-компании нас уже ожидал.
Проходя мимо Лири, Сандра похлопала его по плечу и сказала:
– Не обижайся на девчонку, парень, ты же знаешь.
– Да, мэм, – уныло кивнул Лири, – зеленая еще, что делать.
Боюсь, вся рождественская трапеза прошла мимо меня – я ее не осознал. Где-то передо мной на столе блистала серебряная посуда, заполненная вкуснейшей едой, мне даже сунули в руку оловянный рельефный бокальчик, налили туда чего-то жидкого, что пришлось пить, но что это было, я не заметил, только машинально зажевал это ломтиком какой-то ветчины. Думал о Яське, о том, как выглядят рядом Яська и Сандра, о том, что же, черт побери, моя боевая подруга имела в виду.
В последнее время у меня зрела мысль переманить девочку на наш корабль. Мне в парусных маневрах постоянно не хватало ровно одного матроса, а Яся так любит натуральные веревки и живое дерево. Ну и что и говорить, мне было бы приятно постоянно видеть ее на своей вахте. Потому-то я и не переходил к действию: как сохранишь субординацию, когда ты с матросом… вот именно.
В пиршестве наступила естественная пауза, и Сандра, поднявшись из-за стола, потянула за собой нас с Джонсоном. Мы поднялись на палубу. На юте компания ночных матросов пела хором что-то древнее, передавая друг другу бутыль, по виду – совершенно пустую.
– Как это они пьют? – рассеянно спросил я у Сандры. – И что?..
– Ты Бигля читал? Единорога?
– Ну да.
– Ну вот. Это как бы не вино, а идея вина. Как раз то, что им нужно.
– А как с идеей еды? Или курева? – заинтересовался я.
– Вот чего не знаю – того не знаю. Никогда не видела, чтобы кто-то из них ел или курил.
– Так что? – спросил я, когда мы привычно обосновались на баке. – Почему Яся не видит ночных матросов?
– Ты знаешь, почему мы все можем здесь работать? – спросила Сандра с каким-то подтекстом, который я не прочел.
– Ну… Потому что мы умеем работать с парусами, любим читать. И все такое, – неуверенно ответил я.
– Это все глупости, – отрезала она. – С парусами мы и на прежних кораблях работали. Однако оказались здесь. Сказать почему?
– Скажи.
– Хорошо, что мы уже напились, а то бы я не смогла. У каждого из нас есть позади какая-то потеря. Из тех, с которой теряешь часть души. Правда?
Я похолодел. Ну что и говорить, было дело, еще в детстве.
– У меня брат был, кроме сестры, – сказал я не своим голосом, – погодок. Мы дружили. Он под трамвай попал, и я это видел.
Сандра посмотрела на Джонсона, явно пытаясь оттянуть собственное признание. Джонсон пожал плечами:
– Да я и со счета сбился.
Сандра тяжело вздохнула, сжала кулаки, уставилась носом в палубу и сказала глухо:
