завертелось. По случаю бейдевинда паруса мы поставили по возможности косые, и Сандра уже практически их настроила, когда на палубе вновь сгустился капитан и язвительно напомнил:
– Вымпел, вымпел не забудьте.
– Черт, – сказала Сандра.
На этот раз вымпел был из флагдука. Это был чистой воды эксперимент: мы уже испробовали капрон, лавсан, даже органзу и вискозу, любая ткань через полчаса парусного хода завязывалась намертво. Мы предположили, что, возможно, моряки былых времен знали свое дело и не зря шили флаги из собачьей шерсти; но против эксперимента был ветер, который должен был намотать длиннющий флаг ровно на фока-ванты левого борта.
Так и случилось.
Как раз на моей вахте я услышал сверху знакомые хлопки, перешел к левому борту и оттуда обнаружил, что необязательно даже посылать Мартина, справится кто угодно: вымпел зацепился за ванты чуть ниже путенс-вант, то есть совсем низко. Посланный матрос пристегнулся к вантам и за полчаса сумел аккуратно развязать узкие концы флага. Вымпел снова затрепетал в опасной близости от снастей.
Я почувствовал смертельную усталость. Океанские переходы хороши тем, что можно много дней идти одним галсом, однообразие океанских волн – это ровно то, что подходит моему характеру; и тут эта ненавистная тряпка все портит. Мы вполне могли бы поднять в качестве флага и что-нибудь менее капризное.
Меня спас Джонсон, которому было скучно и не хотелось ни спать, ни читать. Задумчивым шагом он поднялся на мостик, оглядел меня с ног до головы и произнес:
– Что-то ты, Йоз, плоховато выглядишь. Давай я тебя подменю минут на пять, сходи покури. Сандра все еще там.
– Спасибо, друг, – прочувствованно отвечал я, – ты меня спасаешь. Следи за вымпелом, ладно?
Сандра, поглядывая наверх, задумчиво пыхтела своей маленькой трубочкой.
– Знаешь, Йоз, мне кажется, флагдук – не панацея, – печально сказала она.
– Да, я тоже заметил. Что мы еще не пробовали?
– Все мы уже пробовали. Нам нужна абсолютно скользкая ткань.
– Абсолюта не существует, – уныло отозвался я, – все относительно. Разве что капитан согласится на менее длинный вымпел.
– Он скажет, что это абсолютная чушь, – уныние разливалось по палубе бака, как встречная волна, – и что стиль и честь корабля дороже.
– Знаешь, я бы посмотрел, как он сам с этим справляется.
– А что, – оживилась Сандра, – до полуночи минут пятнадцать, вот и посмотрим!
На мостик я вернулся в несколько лучшем настроении. Действительно, интересно будет посмотреть, как ночные матросы будут сражаться за честь и стиль. Последние пятнадцать минут показались мне длиннее всей вахты, они тянулись и тянулись, как ненавистный вымпел, но наконец на мостик вышел почти вещественный капитан, оценил состояние парусов и флагов, кивнул и принял у меня вахту.
Погода как раз была идеальной: ослепительное звездное небо, почти зеркальная вода, – стараниями капитана весь ветер сосредоточился на высоте парусов. Сандра сварила кофе, с кружечками мы поднялись на ют и уселись на длинную, от борта до борта, уютную дубовую лавку. Капитан оглянулся и поднял бровь.
– Прекрасные звезды, – жестом экскурсовода повела рукой Сандра.
Капитан отвернулся и пожал плечами.
А мы, прихлебывая кофе, пристально наблюдали за его действиями.
Сначала капитан отдавал рулевому негромкие и, по моему мнению, слишком частые команды. В конце концов оттеснил рулевого и сам встал к штурвалу. Картинка показалась нам фальшивой, словно из детского фильма про пиратов. И тут я сообразил, что он делает: каждый раз, когда движение воздуха приближало вымпел к вантам, капитан чуть уваливался под ветер и вымпел пролетал мимо.
– Знаешь, – шепнула Сандра, – хотела бы я посмотреть, что там рисуется на карте. Сходим?
Мы на цыпочках прошли за спиной у капитана и прямо с палубы юта нырнули в люк штурманской рубки. Там уже, как выяснилось, нависал над компьютером Джонсон.
– Что это кэп творит? – изумленным шепотом спросил он.
– Вымпел ловит, – хихикнула Сандра.
К этому моменту, как выяснилось, мы уже порядком отклонились от проложенного курса. В таком масштабе корабль выглядел не точкой в круге, а схематической лодкой, и Джонсону приходилось не отрывать руку от мыши, чтобы за ним уследить. За нарисованной лодкой тянулась ломаная зубчатая линия – наш курс, как его понимал компьютер.
В проеме штурманской рубки показался капитан – видимо, он уже объяснил рулевому, что следует делать.
– Джентльмены! – воскликнул он. – И леди. Простите, что беспокою, но дневные вахты уже окончены. Ночь – не время для неуместного хихиканья. Отправляйтесь-ка курить и спать.
Как провинившиеся школьники, вышли мы из штурманской рубки, гуськом пересекли весь корабль и поднялись на бак.
– Сдается мне, он и сам не очень доволен своими манипуляциями, – усмехнулась Сандра, когда мы устроились поудобнее перед фок-мачтой и раскурили трубки, – а не то бы он нас не прогнал.
– Глупости какие-то, – меланхолично процедил Джонсон, – столько беспокойства из-за какой-то тряпки.
– Не позорь гордое имя корабельного вымпела, – укорила его Сандра. – Это никакая не тряпка. Это – проклятие.
К завтраку капитан спустился с таким лицом, которое я назвал бы смертельно усталым, если бы капитан не был уже настолько далек от жизни. Видно, ночная борьба с вымпелом далась ему нелегко.
– Видимо, вы правы, – обратился он ко мне, не найдя поблизости Сандры, которая, конечно, была уже на мостике, – вымпел становится слишком обременительным. Приятного аппетита, господа!
Я обнаружил, что настроение мое резко улучшилось, и аппетит в самом деле появился: уж если капитан признает, что вымпел всех измотал, значит, мы найдем способ с этим проклятым флагом справиться. Раньше мы поднимали его при постоянно меняющемся, но в среднем попутном ветре Балтийского моря; какой-то береговой фотограф сфотографировал нас со стороны и подарил снимок капитану, и мастерская фотография с развевающимся вымпелом так очаровала Дарема, что с тех пор мы носили вымпел всегда, даже при абсолютно противном ветре.
Мы ели простой, но вкусный омлет нашего кока, капитан потягивал из призрачного бокала какое-то свое воспоминание, а я продолжал перебирать в голове известные мне скользкие тряпки. Что бы еще придумать, чтобы он не завязывался так намертво, но и чтобы ветром его не размолотило? Надо сказать, размышлялось не очень эффективно, как ни странно, последний флаг, из флагдука, уже успел мне понравиться. Он выглядел очень настоящим, и как выяснилось, еще и развязываться умел. А ведь у меня в каюте под подволоком уже висел мертвый узел из голубого капрона: Мартин попросту отсек своим ножом намертво сросшиеся концы флага и принес узел мне на память.
К счастью, к четырем часам, к началу моей вахты, ветер уже сменился. Теперь мы шли хорошим бакштагом, и о вымпеле в ближайшее время я мог не беспокоиться. Вахта прошла спокойно, так, как мне нравится. Я даже, поглядывая на компьютер, успел немного почитать книгу Эшли об узлах. Там, конечно, не было упоминаний о скользких тканях, только о скользких снастях. Удивительно: я мог отыскать тысячу способов завязать конец, даже две травинки, оказывается, можно связать очень простым узелком, но найти материал, который не завязывался бы сам, не получалось.
Решение нашлось, как всегда, случайно.
Как-то ночью, на традиционной посиделке с трубочками, к нам присоединился Гроган, тот самый помощник боцмана, которого Сандра отрекомендовала мне в начале нашего знакомства как человека с абсолютно невнятным произношением. У нас троих уже сложилась традиция болтать по ночам о свойствах тканей. Гроган, покуривая сигаретку, к счастью, молчал и от скуки завязывал узелки на какой-то косынке
