окрасили предстоящие мне месяцы одиночества в мрачные тона.
Вероятно, я переборщил на Диадне У, когда мой космолет находился на профилактике, а я, как предполагалось, отдыхал между двумя полетами. Нельзя забывать, что пилот разведывательного корабля восемьдесят процентов времени проводит в полном одиночестве и, будучи человеческим существом, которому ничто человеческое не чуждо, он, конечно же, воспользуется первой попавшейся возможностью, чтобы наверстать упущенное. Я же не просто наверстывал упущенное — я еще пытался создать себе некоторый запас на будущее, хотя, как потом оказалось, этого запаса не хватило на весь полет.
Первой, вспоминал я с грустью, была Элен. Она была блондинкой, ласковой и уступчивой, хотя ей и не хватало воображения. Мы с ней неплохо проводили время до тех пор, пока ее муж не вернулся из своего полета; он оказался славным малым и отнесся к этому с юмором, но дал понять, что у Элен теперь будет очень мало свободного времени. К счастью, я к этому времени уже установил дружеские отношения с Айрис, так что перерыва у меня почти не было.
Айрис была, пожалуй, единственной в своем роде. Даже теперь я не могу вспомнить о ней без смущения. Когда мы расстались — только из-за того, что человеку иногда необходимо хоть немного поспать, — я дал зарок не подходить к женщинам целую неделю. Но на второй день как-то случайно мне в руки попалась книжка древнего писателя Земли по имени Джон Дони — советую почитать, если вы знакомы с примитивным английским языком, — и в ней было одно трогательное стихотворение, которое напомнило мне, что ушедшее время никогда не вернешь.
Как это верно, подумал я, после чего надел свою форму космолетчика и пошел на пляж единственного моря Диадны У. Мне нужно было пройти по пляжу не более пятисот метров, чтобы увидеть дюжину возможностей, отвергнуть несколько добровольных предложений и остановиться, наконец, на Натали.
Сначала у нас все шло прекрасно, но потом Натали стала ревновать меня к Рут (или это была Кей). Я не выношу девушек, которые относятся к вам, как к собственности, и поэтому я порвал с ней после бурной сцены, кончившейся битьем посуды. Из-за этого я болтался пару дней без дела. Тут на помощь мне пришла Цинтия, но я не буду вас утомлять деталями.
Я предавался этим нежным воспоминаниям, пока одна звезда уменьшалась в размерах за кормой корабля, а другая разгоралась впереди. Во время этого полета мне приходилось бороться с собой, чтобы не смотреть на фотографии из соответствующих журналов, развешанные в моей каюте, так как я решил, что они только расстроят меня. Это было ошибкой: мое воображение рисовало еще более совершенные образы, и, чем полнее становилась моя коллекция воображаемых портретов, тем труднее мне было бы в следующий раз найти себе пару.
Не думайте, пожалуйста, что это занятие повлияло на исполнение мною обязанностей служащего Галактической Разведки. Это только во время длинных и скучных перелетов от звезды к звезде, когда мне было не с кем поговорить, кроме электронного вычислителя, я давал волю своему воображению. Макс, мой электронный коллега, был неплохим компаньоном, но нельзя требовать от машины, чтобы она понимала некоторые вещи. Я часто ранил его чувства, когда находился в плохом настроении без видимых для него причин.
— Что случилось, Джо? — спрашивал тогда Макс печально. — Не сердишься же ты на меня за то, что я снова обыграл тебя в шахматы? Вспомни, я ведь предупреждал, что обыграю.
— А, иди ты к черту! — огрызался я и после этого, как правило, имел неприятный разговор с Навигационным Роботом, который все понимал буквально.
Два месяца спустя после вылета с Базы, когда позади остались тридцать обследованных мною солнц и четыре планетные системы, случилось нечто такое, что заставило меня на время позабыть все мои личные проблемы. Дальнодействующий радиомонитор начал попискивать; слабый сигнал шел откуда-то из района, расположенного впереди по курсу. Я настроился насколько было можно точнее; передача велась в немодулированной, очень узкой полосе частот — вероятно, каким-нибудь радиомаяком. Еще ни один наш корабль, насколько мне было известно, не залетал в эту часть Вселенной. Похоже было, что я вступил на совершенно не исследованную территорию.
Вот, сказал я себе, настало это — мой великий час, плата за все годы одиночества, которые я провел в космосе! На неизвестном расстоянии впереди меня была другая цивилизация — технически развитая раса, имеющая сверхрадио.
Я точно знал, что нужно делать. Как только Макс подтвердил прием сигнала и проделал необходимый анализ, я послал на Базу автоматическую ракету с донесением. Теперь, если со мной что-нибудь случится, там будут знать, в каком районе это случилось, и с известной вероятностью смогут судить о причинах. Это было в какой-то мере утешением — думать, что, если я не вернусь в назначенное время, мои товарищи прилетят сюда, чтобы восстановить картину происшедшего.
Вскоре у меня уже не было сомнений относительно того, откуда идут сигналы, и я немного изменил курс, направив корабль на маленькую желтую звезду впереди. Никто, сказал я себе, не мог бы послать сигнал такой мощности до освоения техники космических полетов; я, может быть, приближаюсь к культуре, развитой не меньше, чем моя, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Я был еще далеко от звезды, когда включил свой передатчик и начал посылать встречные сигналы, не очень, правда, обнадеживая себя. К моему удивлению, последовала быстрая реакция. Ровное монотонное попискивание сменилось комбинацией быстрых импульсов разной длительности, повторяющихся снова и снова. Но даже Макс не мог ничего сделать с этим сообщением; вероятно, оно значило: «Кто вы?», — чего, конечно, было недостаточно даже для самой умной из переводящих машин, чтобы можно было найти ключи к смыслу фразы.
С каждым часом сигнал становился все громче. Для того, чтобы дать им знать, что я их слышу и отчетливо воспринимаю их сигнал, я послал им назад их же сообщение. И тогда мне пришлось еще раз удивиться.
Я ожидал, что они — кем бы или чем бы они ни были — перейдут на прямую связь, как только я приближусь на достаточно близкое для приема расстояние. Именно это они и сделали; чего я не ожидал, так это того, что голоса их окажутся человеческими, а язык, на котором они говорят, — несомненным, хотя и непонятным для меня ответвлением английского. Я мог узнать только одно слово из каждых десяти, другие были либо совсем мне неизвестны, либо настолько искажены, что я их не узнавал.
Когда первые слова раздались в громкоговорителе, я уже все понял. Это была чужая, не знакомая еще людям раса. Но все равно это было не менее важным открытием. Я установил контакт с одной из затерянных колоний Первой империи — пионерами, которые покинули Землю на заре межзвездных полетов, пять тысяч лет назад. Когда империя распалась, большинство этих изолированных групп погибло или деградировало. Это же, похоже, была единственная выжившая группа.
Я стал отвечать им, медленно и четко произнося самые простые английские слова, какие я только мог подобрать, но пять тысяч лет — слишком большой срок в жизни любого языка, и настоящая связь была невозможна. Они были очень взволнованы установлением этого контакта — радостно взволнованы, насколько я мог судить. Не всегда так случается — в некоторых изолированных культурах, отколовшихся от Первой империи, развилась сильная ксенофобия, и они чуть ли не истерично реагировали на неожиданное открытие того факта, что они не одни во Вселенной.
Мои попытки обменяться информацией ни к чему почти не привели, но тут появился новый фактор, который сразу изменил всю картину. В громкоговорителе раздался женский голос.
Это был самый прекрасный голос, какой я когда-либо слышал, и даже если бы я не провел многие недели в полном одиночестве, я думаю, я все равно сразу же влюбился бы в этот голос. Очень глубокий и вместе с тем очень женственный, теплый, ласкающий голос, казалось, захватил все мои чувства. Я был настолько оглушен, что прошло несколько минут, прежде чем я сообразил, что могу понять речь моей невидимой феи. Она говорила на английском языке, который был понятен почти на пятьдесят процентов.
Мне не понадобилось много времени, чтобы узнать, что ее зовут Лиала и что она — единственный филолог на этой планете, специализирующийся в области примитивного английского языка. Как только был установлен контакт с моим кораблем, ее вызвали в качестве переводчицы. Судьба, похоже было, шла мне навстречу — ведь переводчиком очень легко могло оказаться какое-нибудь древнее седобородое ископаемое.
