Сиффреди.
Джереми не знает об этом. Все знают: его девочки, его слуги, его охрана. Он — не знает, и никто никогда не скажет ему об этом. В архиве копятся стопки дисков с записями Джереми.
Когда Уна появляется в комнате, её снимает камера над входом. Мы видим её макушку: шляпку она держит в руках.
Джереми смотрит на её лицо и узнаёт её. Он узнаёт эти глаза, которые смотрели на него тогда, в самом начале, около мусорного бака, а затем в темноте гостиничного номера.
В тот день камера в номере, где трахались Уна и Джереми, была сломана. Иначе у кардинала Спирокки было бы ещё больше проблем.
Джереми рассматривает её и не может понять. Даже под слоем пудры он видит оспины на её лице. Он думает об идеальной коже своих ежедневных шлюх. Она не так молода, как ему казалась. Он делает знак подойти и сам поднимается. Уна подходит грациозно, точно породистая борзая. У неё длинные ноги. Джереми дотрагивается до её щеки, и Уна чувствует, что её кожа меняется. Она кладёт свою руку на руку Джереми. Справа от Уны большое зеркало — она поворачивает голову. Оспин нет. Она выглядит моложе и гораздо красивее. Джереми внимательно вглядывается в её глаза, будто хочет там что-то прочитать. Уна улыбается.
«Зачем ты позвал меня, мой хороший?» — спрашивает она.
Она, вероятно, единственный человек, который не воспринимает его как Мессию.
Это странное явление. Она ведь спекулирует на его имени каждый день, эта Мария Магдалина нового времени. Она играет на его даре, на его славе. Зарабатывает на нём деньги. Хотя, может быть, именно поэтому она не удивляется ему. Исцеление — это что-то второстепенное. На самом деле проблема гораздо сложнее и глубже, но вот суть её пока не поддаётся никаким объяснениям.
Джереми Л. Смит понимает, что не знает ответа. Его девочки отлично спят с ним, они моложе и красивее Уны. Просто ему захотелось иметь рядом человека, которого он знает из той жизни. До поцелуя Папы. У него никого не осталось в США. Уна встретилась ему в Европе.
Тогда Джереми Л. Смит тянется к ней и целует её в губы. Это странное явление. Обычно его секс начинается с того, что он прижимает голову какой-нибудь шлюхи к собственному паху.
Уна Ралти сидит в кабинете кардинала Спирокки. Тут же присутствуют Карло Баньелли, он же Бенедикт XX, кардиналы Марко Мендоза и Джонатан Уайлдз. Два итальянца, испанец и англичанин. В глубине комнаты за столом сидит Терренс О'Лири. Он не имеет никакого отношения к Церкви. Он одет в дорогой чёрный костюм. В его глазах — сталь. О нём я пока не скажу больше ничего. Нет, стоп-стоп. Ещё два слова: он молод. Кардиналам — за шестьдесят. О'Лири на вид не более сорока.
Говорит Спирокки.
«Уна, вы понимаете, что завтра — очень серьёзный день?»
«Да, кардинал, что тут не понять».
Она всё понимает. Завтра Джереми Л. Смит выходит на площадь для проповеди не один, а с высокой женщиной в белых монашеских одеждах.
«Вы можете уйти, — говорил ей Спирокки ранее. — Но не теперь и не через месяц. Надо, чтобы народ привык к вам не просто как к модной марке одежды, а как к верной спутнице Мессии. Два-три года, не менее. Ваш уход, если таковой потребуется, будет обставлен с большой помпой».
Это вопрос денег, Уна всё понимает. Она неплохо зарабатывает сейчас, но у неё есть как минимум два стимула для того, что она делает. Во-первых, она будет получать в десятки раз больше. Во-вторых, ей всё- таки нравится этот идиот, Джереми Л. Смит, мальчишка из Юты, ставший мужчиной лишь внешне, снаружи.
В её речи нет слов. Они есть только у Джереми. Но слова не нужны. Её встречи и путешествия запланированы на год вперёд. Иногда — вместе с Джереми. Иногда — в одиночку. В одиночестве Уна должна посещать только те места, где Джереми ещё не был. Она — не только Мария Магдалина. Она становится Иоанном Крестителем, предтечей, и её голова на золотом блюде найдёт своё место в череде христианских мучеников. Это не просто красивая фраза. Это фраза, сказанная кардиналом Спирокки в узком кругу.
Зато с этих городков можно стрясти побольше. Можно увеличить ассортимент производимых сувениров. Можно придумать новый фирменный стиль: Уна Ралти и К°.
Можно, думает Спирокки, тайно выпускать порнопродукцию, связанную с Уной. Она ведь женщина, и теперь, после косметического воздействия Джереми, — даже красивая. Значит, можно.
Если вы думаете, что Ватикан не контролирует порнографию, вы ошибаетесь. Ватикан контролирует всё. Мне вспоминается не Италия, а Испания с её инквизицией. Заскочите как-нибудь в Испанию, к примеру в Барселону. Ваша цель — не бесконечно кланяющиеся солнцу пики собора «Саграда Фамилия», не сады и гостиницы безумного Гауди, не памятник Христофору Колумбу. Ваша цель — любой магазин. Потому что порнография в Барселоне продаётся в любом магазине. В продуктовом? Пожалуйста, вот стенд с порнографией. В посудном? Без проблем. В одёжном? Конечно. Но самое интересное — это специализированные магазины.
Вы заходите и говорите: мне нужна порнография с карликами. 2436 фильмов с карликами — на выбор. «С чёрными карликами», — уточняете вы. 541 фильм. «С чёрными карликами и маленькими белыми девочками». 48 фильмов. «С черными карликами и маленькими белыми девочками в стиле садо-мазо». «Это редкий продукт, — говорит продавец. — У нас всего четыре таких диска, но если вам нужно, я могу заказать ещё».
Это контролирует церковь. Продажу всего этого мусора. Точно так же, как она контролирует торговлю наркотиками и алкоголем. Самые серьёзные торговцы кайфом — те, у кого в качестве крыши — католический крест. Или элсмит. Теперь крышей становится элсмит.
Спирокки смотрит на Уну. Он ещё не уверен, стоит ли это делать. Он даже не уверен, согласится ли она. Несколько лет назад согласилась бы на всё, что угодно. Теперь у неё новый статус.
«Я всё поняла, кардинал», — говорит Уна.
Так и есть. Она всё прекрасно понимает, и это пугает Спирокки. Впрочем, обратного пути уже нет. Жёлтые газеты уже поймали тему, подброшенную им нужными людьми. Воссоединение двух душ — Джереми Л. Смита и спасённой им Уны Ралти. Это отличная тема. Это гораздо правдивее, чем то, что президент США не может доставить удовольствие своей жене или что премьер-министр Италии — сын инопланетянина и земной женщины. Теперь надо удовлетворить людей. Накормить их тем, что им покуда дали лишь попробовать. Тест-драйв, дегустация. Демоверсия. Теперь — полный вариант. Уна Ралти и Джереми Л. Смит. Или наоборот — Джереми Л. Смит и Уна Ралти.
Мендоза и Уайлдз — это просто сторонние наблюдатели. Конечно, Спирокки не может работать один. Им достанется кусок пирога. Меньший, чем ему, но достанется. Зато они смогут поддержать Спирокки, если что-то пойдёт не так. Они молчат, потому что Спирокки сам скажет всё, что нужно сказать.
Терренс О'Лири — тоже сторонний наблюдатель. Но у Спирокки нет над ним власти. Он — из другого учреждения.
Новый виток. Джереми Л. Смит представляет народу Уну Ралти. Джереми Л. Смит показывает толпе новый источник доходов, очередную золотую свинью. Так говорит Спирокки.
У Тинто Брасса во многих фильмах есть такой элемент: мужчина публично раздевает свою женщину и демонстрирует её толпе. Вот какая у меня избранница. Смотрите. Дотрагивайтесь. Завидуйте. Точно помню, что такой эпизод был в «Паприке». Здесь — тот же принцип. Только Уна выступает не в роли женщины. Уна — это игрушечный кролик со сменной батарейкой. Её нельзя воспринимать как женщину. Её можно воспринимать только как святыню.
То, что произойдёт завтра, должно изменить мир.
С Уны уже сняли все необходимые мерки. Её одеяние уже готово. Скромное, белоснежное, с крошечным серебряным крестиком на груди. Камера будет показывать этот крестик наездом, крупно-крупно, чтобы все смогли рассмотреть фигурку распятого Христа. Поскольку рядом, в шаге от Уны, будет стоять его непосредственный конкурент. Его брат по отцу, Джереми Л. Смит. Он будет смотреть на толпу и произносить заученный текст. В нужных местах он будет жестикулировать и показывать на Уну. Она будет смотреть в пол.
