Согласно обычному церемониалу, ключи были сданы леди Лохливен. Она стояла спиной к окошку, которое, подобно окну в опочивальне королевы, выходило в сторону селения Кинрос и небольшой кладбищенской церкви, расположенной неподалеку от селения, ближе к озеру, чем к широко раскинувшимся домикам Кинроса. Стоя спиной к окну и, следовательно, лицом к столу, на который она положила ключи, когда пробовала расставленную на столе еду, лед» Лохливен была сегодня насторожена более обычного — так но крайней мере показалось ее пленникам — и не спускала глаз с тяжелой кучки металла, орудия их заточения. Когда она покончила со своими обязанностями стольника королевы и уже собиралась взять ключи, стоявший рядом паж, который передавал ей блюда для пробы, посмотрел в окно и удивился вслух тому, что на кладбище в склепе горят погребальные свечи. Леди Лохливен, хотя и незначительно, но все же была подвержена суевериям своего времени. Судьба ее сыновей способствовала ее вере в приметы, а погребальные свечи в фамильном склепе предвещали, как считалось тогда, чью-то смерть. Она быстро обернулась к окну и, увидев отдаленное мерцание, забыла на один момент о своих обязанностях; и как раз в этот момент погибли все плоды ее предшествующей бдительности. Паж вынул из-под плаща фальшивые ключи и с удивительной ловкостью подменил ими настоящие. Однако, как ни искусно он действовал, ему не удалось предотвратить легкий звон, который раздался, когда он поднял связку ключей со стола.
— Кто трогает ключи? — быстро спросила леди Лохливен, и так как паж ответил, что он нечаянно задел их полой своего плаща, она обернулась, взяла фальшивую связку, лежавшую теперь на столе вместо настоящей, и снова обернулась к окну, наблюдая за свечами, которые Роланд назвал погребальными.
— По-моему, эти огни светятся не на кладбище, — сказала она после некоторого размышления, — а в домике садовода Блинкхули. Никак не пойму, что это в последнее время напало на старика. Он постоянно жжет свечу до поздней ночи. А я-то считала его таким трудолюбивым и скромным. Если он спутался с бездельниками и ночными бродягами, придется выселить его из наших владений.
— Быть может, он плетет свои корзины, — вмешался паж, желая усыпить ее подозрения.
— Или сети, не правда ли? — спросила леди Лохливен.
— Конечно, миледи, — продолжал паж, — для форели и лосося.
— Или для дураков и мошенников, — последовал ответ. — Впрочем, мы завтра разберемся в этом. Желаю вашему величеству и всему обществу спокойной ночи. А ты, Рэндл, иди за мной.
И Рэндл, который, передав связку с ключами, остался ждать свою госпожу в передней, пошел проводить леди Лохливен, как он это обычно делал, когда она возвращалась из покоев королевы.
— Завтра? — повторил ее последние слова паж, радостно потирая руки. — Глупые дожидаются завтрашнего дня, а мудрые действуют сегодня. Нельзя ли попросить вас, моя милостивая госпожа, удалиться отсюда на полчаса, пока все в замке улягутся спать? Мне еще нужно пойти смазать маслом это благословенное орудие нашего освобождения. Были бы отвага и настойчивость, тогда все будет хорошо, если, конечно, наши друзья на том берегу не позабудут прислать лодку, о которой мы с вами говорили.
— Об этом не беспокойтесь, — ответила Кэтрин. — Они надежны, как сталь, только бы у нашей дорогой госпожи не иссякла ее благородная и царственная отвага.
— Не сомневайся во мне, Кэтрин, — ответила королева. — Я лишь на время утратила присутствие духа, но тут же вспомнила об удали моих прежних, более веселых дней, когда мне приходилось сопровождать своих вооруженных вельмож и когда я желала сама стать мужчиной, чтобы наслаждаться жизнью в открытом поле с мечом и щитом, в колете и шлеме!
— Даже жаворонок не живет столь беззаботно и не поет столь звонких песен, как весельчак воин, — ответила Кэтрин. — Ваше величество вскоре окажетесь среди них, и присутствие их законной повелительницы удесятерит в час тяжкого испытания силы вашей армии. Однако у меня еще уйма всяческих дел.
— У нас не так уж много времени, — напомнила королева Мария. — Одна из двух свечей в домике погасла. Это означает, что лодка уже в пути.
— Они будут грести очень медленно, — заметил паж, — а в неглубоких местах они предпочтут отталкиваться шестом, во избежание шума. Возьмемся-ка и мы за дело. Я попробую снестись с нашим добрым аббатом.
В полуночный час, когда все было тихо в замке, паж вставил ключ в замочную скважину двери, которая вела в сад и находилась у самой лестницы в покои королевы.
— Ну теперь, милый ключик, повернись-ка помягче и не скрипи, если только смазка способна справиться с ржавчиной, — уговаривал паж, и принятые им предосторожности оказались настолько действенными, что ключ и в самом деле повернулся, почти не произведя шума. Роланд Грейм не решился переступить порог калитки и только спросил переодетого аббата, готова ли лодка.
— Вот уже полчаса, — ответил последний, — как она причалила и стоит в тени крепостного вала, так близко у берега, что ее не видно часовым; однако боюсь, что, когда она станет отплывать, вряд ли удастся обмануть их бдительность.
— Темнота и умение действовать бесшумно помогут нам уйти незамеченными, — возразил паж. — В башне несет стражу Хилдебранд — осовелый мужлан, который стремится облегчить себе ночное дежурство кувшином пива; бьюсь об заклад, что он и сейчас уже спит.
— Тогда проводи королеву, — сказал аббат, — а я позову Генри Ситона помочь дамам сесть в лодку.
На цыпочках, неслышными шагами и затаив дыхание, вздрагивая даже от шуршания их собственной одежды, прекрасные узницы одна за другой сошли по лестнице, предводительствуемые Роландом Греймом; у двери в сад их встретили Генри Ситон и священник. Генри, по-видимому, сразу же решил взять на себя все руководство операцией.
— Ваше преосвященство, — сказал он, — подайте руку моей сестре, я сам поведу королеву, а этому юноше выпадет честь сопровождать леди Флеминг.
Тут не было времени обсуждать порядок шествия, хотя Роланд Грейм вряд ли выбрал бы именно этот вариант. Кэтрин Ситон, которая прекрасно знала все дорожки сада, умчалась вперед, подобно сильфиде, скорее помогая аббату, чем получая от него помощь. У королевы ее врожденное присутствие духа победила женскую робость и тысячи мучительных размышлений; она твердой поступью шла вперед в сопровождении Генри Ситона. Между тем леди Флеминг, боязливая и беспомощная, сильно мешала идти Роланду Грейму, который замыкал шествие и нес в другой руке сверток необходимых вещей, принадлежащих королеве. Ворота, ведущие из сада на берег, поддались одному из ключей Роланда Грейма, хотя ему пришлось при этом предварительно испробовать несколько других; это был момент, полный напряженного страха и ожидания. Затем двух дам отвели, а одну отнесли на берег озера, где их ждала лодка с шестью гребцами, которые лежали на дне ее, скрываясь от глаз сторожей. Генри Ситон посадил королеву на корму, аббат пытался помочь Кэтрин, но, прежде чем он успел это сделать, она уже сидела рядом с Марией Стюарт. Роланд Грейм собрался было перенести леди Флеминг через борт лодки, когда внезапная мысль осенила его, и с восклицанием:
— Совсем забыл! Подождете секунду! — Он снова опустил на берег беспомощную фрейлину королевы, бросил в лодку сверток с вещами и, не производя шума, с быстротой молнии бросился обратно в сад.
— Клянусь небом, он в конце концов все-таки изменил нам! — воскликнул Ситон. — Я всегда опасался этого.
— Он так же надежен, как само небо, — возразила Кэтрин, — я ручаюсь за него.
— Молчи ты, кокетка, — рассердился ее брат, — хотя бы из стыда, если уж ты утратила страх. Ну-ка, в путь, ребята, и гребите что есть сил, дело идет о жизни и смерти!
— Помогите, не оставляйте меня! — взывала покинутая леди Флеминг громче, чем этого требовала осторожность.
— В путь! В путь! — кричал Генри Ситон. — Пусть все остаются, только бы спасти королеву!
— Неужели вы допустите это, государыня? — умоляюще воскликнула Кэтрин. — Неужели вы обречете на смерть вашего освободителя?
— Я этого не сделаю, — ответила королева. — Ситон, я приказываю вам ждать, чего бы это нам ни стоило.
— Простите, ваше величество, но этому приказу я не могу повиноваться, — ответил неподатливый юноша, и, поддерживая одной рукой леди Флеминг, он другой оттолкнулся от берега.
Гребцы прошли уже с десяток футов и развернули суденышко носом к селению, когда появился Роланд
