психолог делал ей страшное лицо, чтобы она не разрушала гештальт, и поэтому она рыдала очень тихо.
Еще через месяц мальчик и психолог обошли круг по двору, правда, не приближаясь к подвалу, а еще через три дня мальчик прошел тем же маршрутом сам, а психолог только стоял в стороне и говорил: я тут, я тут, я тут. К началу сентября мальчик уже спокойно совершенно стоял перед дверью подвала — правда, запертой, — но некоторое время спустя и перед открытой тоже, и вот наступил день, когда уже ясно было, что мальчика надо перевести в режим поддерживающей терапии на всякий случай, потому что в целом проблема подвала решена, и мальчик при желании даже может в него спуститься безо всяких проблем вообще.
И вот в один прекрасный день мальчик вызвался сходить в подвал за картошкой, прямо сам вызвался, мол, что мне стоит, и все очень умилились и дали мальчику такую железную корзинку из двух колец и множества петелек, и он прямо встал со стула, и вышел из дома, и пошел в подвал. Вся семья волновалась и смотрела на мальчика в безумном умилении сквозь балконную дверь — как мальчик с сеткой спустился с крылечка, отпер дверь в подвал, зажег в нем свет и начал спускаться по лестнице.
И никогда не вернулся.
Дмитрий Горчев
СКАЗКА, КОТОРУЮ ВСЕ ЗНАЮТ
Вы все, конечно, эту сказку знаете. Ну, про то, как жила-была капризная принцесса и ее выдали замуж за первого встречного нищего, чтобы не очень о себе воображала. А нищий впоследствии оказался соседним королем.
Не знаю, как вам, а мне эта история всегда была подозрительна. Что это за принцесса такая, что, вместо того чтобы хорошенько треснуть по уху своего нищего, который, оказывается, над ней столько времени издевался и делал из нее круглую дуру, разулыбалась до ушей и умерла с ним в один день? Я, конечно, принцесс не очень много знаю, но зато был неоднократно знаком со швеями-мотористками. Так вот, даже швея-мотористка немедленно плюнула бы этому королю на мантию и ушла бы к себе в общежитие.
Тут мне кто-нибудь начнет жалостливо растолковывать, что та принцесса жила давным-давно, да еще и в тридевятом государстве… Не хочу даже этого слушать. Почему-то считается, что давным-давно все были простые, как брюква, без всяких этих затей… Всем как-то кажется, что любое следующее поколение куда замысловатее предыдущего, а что умнее, так это наверняка. Даже на родителей своих мы смотрим, как на детей — раз уж они, дожив до таких лет, не свихнулись, не утопились и не ушли в монастырь, стало быть, жизнь они прожили скучную и незатейливую и о бурях наших душ никакого понятия не имеют.
Нет, люди, они всегда одинаковые. Вот вы, дорогой читатель, если досюда дочитали, значит, вы очень сложный. А вон тот, который идет мимо в болониевой куртке, — он как раз простой, как брюква, хотя, к сожалению, живет с нами одновременно.
Ох ты, Господи ты Боже мой, помоги же мне как-нибудь выехать обратно на скользкую тропинку сюжета.
А то есть у меня знакомая. Начнет она, бывало, рассказывать историю. Там и пройти-то — два шага, но после первого же предложения она убредает в какой-то бурелом и пишет там совершенно дикие кренделя, как казенный Дед Мороз в новогоднюю ночь после пятой поздравленной квартиры. Наконец она забредает в какую-то уже совершенно ледяную пустыню, где давно уже вымерли последние дальние знакомые малознакомых родственников, и тут происходит чудо — с помощью обыкновенного «так вот» она, как какое-то кенгуру, делает громадный прыжок и оказывается на финише, где ее тоже, впрочем, уже никто не ждет и судья давно спит в кустах, накрывшись клетчатым флажком, чтобы во сне не проглотить муху.
А к чему я это? Да ни к чему. Так просто.
Так вот (делаем прыжок), было все с принцессой совсем не так. Хотя не настаиваю, что было совсем уж так, как я рассказываю. Я не Матфей и не Лука, но, как и в случае с их историей, ясно одно — что-то, однако, было.
А больше всего меня, впрочем, беспокоит одно — не обиделась бы на меня та самая знакомая, которая так любит рассказывать истории.
А знаете, я уже однажды писал историю про принцессу.
Та принцесса почему-то получилась у меня очень похожей на одну совсем другую мою знакомую.
Отчего это так? Зачем они всюду лезут, эти знакомые? Куда от них деться? То ли не знакомиться ни с кем? Так ведь поздно уже. Хорошо бы, конечно, возникнуть где-нибудь посреди океана в результате вулканического процесса, сидеть там на голой скале и творить, по совету Оскара Уайльда, чистое искусство.
Впрочем, этот самый Уайльд тоже гриб еще тот был.
Тьфу ты, господи: надо твердить про себя: «принцесса-принцесса-принцесса», чтоб не забывать.
Или попробовать наоборот — забыть про нее к чертовой матери? Вот тогда она и полезет изо всех щелей. А может, и нет. Это вам не «дерни за веревочку — дверь и откроется». Это в их сказке дверь откроется. А в моей — веревочка оторвется. Или не оторвется, зато кирпич на голову упадет. Или дверь откроется, а оттуда выйдет волосатый молодец и даст в зубы. Да мало ли чего — может, и принцессы никакой нет, а есть Пелагея Иванна Дундукова на семнадцатом месяце беременности.
Тут надо осторожненько.
И ни за какие веревочки, упаси Бог, не дергать.
И все-таки вернемся к принцессе.
Вот говорят — принцесса была капризная.
Неправда это. Она была совершенно нормальным человеком.
Посмотришь, кстати, порой на любое существо женского пола, на котором ты не женат, и даже удивительно — совершенно нормальный человек! Иногда даже более нормальный, чем сам человек. Тут-то их и можно раскусить. Они же, как шпионы в чужой стране, как Штирлиц, который куда хуже немец, чем самый разнаинемецкий Гитлер.
Но здесь нужен особый угол зрения, специальное искривление, которое возникает только после множественных контузий на личном фронте, эдакое удачное сотрясение, как у того человека, который заговорил по-древнегречески после того, как ему на голову упала люстра.
Тут я с грустью признаюсь, что лично я, несмотря на многочисленные контузии, таким искривлением не обладаю и всякий раз верю им, как младенец, которого добрый дядя зовет в кустики, чтобы угостить конфеткой.
Ну и пусть их. Им же тоже нужно как-то размножаться. Я их все равно всех люблю. Ну, разве что кроме некоторых, совсем уж вопиющих экземпляров.
А знаете что? Если вас действительно интересует история с принцессой, бросьте вы это читать. Я и сам не знаю, доберусь до конца или нет. Не подумайте только, что мне так уж наплевать на эту принцессу. Я ее, может, больше вас люблю.
Хотя чего не бывает? Тогда я признаюсь, что именно Вас я люблю больше, чем принцессу, с которой, кстати сказать, совершенно не знаком.
А жаль. Бог ты мой, как жаль, что я не знаком со столькими людьми! Но больше того жаль, что с некоторыми все ж таки знаком.
А с принцессой я бы с удовольствием познакомился. Она, притом что некапризная, была еще и умная. Нет, про Шопенгауэра она ничего не рассказывала. И слава Богу. По мне, этот Шопенгауэр еще хуже Ницше. А уж про Ницше вы в моем присутствии лучше и не заговаривайте. Зато у принцессы была та самая куча здравого смысла, которая с рождения отличает любое существо женского пола от этих сопливых игрунов в войнушку, прыщавых мастурбаторов и плешивых террористов.
Кроме того, принцесса была красивая.
Нет, если мы подглядим из-за шторки, можно порассуждать, что, мол, вот тут бы потолще, а там — наоборот… Но мы даже про себя рассуждать ничего не станем. И упаси нас Боже от женщин совершенных форм и черт. Кем бы мы были рядом с ней? И так у самой неказистой из них все устроено куда удачней, чем у Аполлона Бельведерского. Да посмотрите на себя, мужики, — там мослы торчат где попало, здесь — пук волос зачем-то, а уж тут и вовсе такое, что только руками развести.
Поэтому, нисколько не кривя душой, скажу, что принцесса была красивая. Точно так же думали или
